— Ах, ты, падла! — и тянет из кармана пистолет.
Свет фар вывернувшего из-за угла автомобиля ослепляет бандита, и тот, не успев навести пистолет на цель, невольно прикрывает глаза рукой. Звучат выстрелы. Жехорский видит, как валятся скошенные пулями бандиты, включая раненого. Из ореола света к нему спешит Ольга.
— Ты как?! Цел?
Замирает, увидев в руке Жехорского окровавленный клинок. Качает головой.
— Ну ты, Мишка, даёшь…
— Ну что, наказал виновного?
Ежов хмуро смотрит на грозно нависшего над ним Абрамова, и отрицательно качает головой.
— Был бы виновный – наказал бы. А так…
— Какое тут может быть «так»?! — ярится Абрамов. — Когда твоего друга чуть не угробили?!
— Кончай, Васич, на него наседать, — просит Жехорский. — Ёрш прав. Нельзя наказывать людей за то, что они добросовестно исполнили свой служебный долг.
— А их что, было много? — уже на полтона ниже спросил Абрамов у Ежова.
— И одного хватило, — вздохнув, ответил тот.
— И что теперь? — уже совсем спокойно интересуется Абрамов, — нам самим Макарыча охранять, пока его на новую должность назначат?
— Зачем? — удивился Ежов. — Охрану я ему уже восстановил.
— Восстановил… — ворчит Абрамов. Нет, чтобы сразу… Вы, ребята, Ольге теперь руки должны целовать!
— Это мы с нашим удовольствие, правда, Шеф? — восклицает Ежов. — И не только руки, но и ноги, и вообще всё, что она пожелает!
— Но, но! — хмурится Абрамов. — Исключительно руки! Ну разве ещё в щёчку…
— Оль… — Наташа смотрела на подругу со скрытым ожиданием. — Можно я у тебя спрошу?
— Ну спроси… — осторожно согласилась Ольга.
— Ты как-то обмолвилась, что там, ну в ТОМ времени, ты была бойцом спецназа. Расскажи, как это случилось?
— Как я попала в спецназ? — уточнила Ольга. Потом кивнула: – Ты угадала, подруга, тут есть над чем пролить женскую слезу. Случилось это не по причине моей недалёкости – школу я закончила с медалью, — и не потому, что меня завертело в поисках приключений на свою пятую точку. Была второкурсница Рязанского педагогического института, и был курсант военного училища. Первогодок. И возникла между нами большая любовь. Из-за него я стала заниматься тхэквондо, стрельбой и ещё целой кучей, казалось бы, странных для девушки вещей. А через два года случилось ему попасть в большую драку, разумеется, из-за меня. Отметелили мы этих подонков вдвоём, а из училища отчислили только его. И отправили дослуживать в город Бердск, что около Новосибирска, который теперь пока ещё Новониколаевск. Я бросила институт и стала декабристской, то есть отправилась за любимым в Сибирь. Как я добивалась права служить с ним в одной части – отдельная история. Когда кончилась его «срочная», остались служить дальше. Потом родилась у нас дочь, а потом он погиб… Ничего, — успокоила Ольга огорчённую Наташу. — Случилось это давно, даже не в этой жизни. Теперь у меня есть Васич, я с ним счастлива.
Ольга замолчала. Притихла и Наташа. Потом спросила:
— Так ты сколько недоучилась?
— Всего ничего, — ответила Ольга. — Мне тогда многие говорили: дура. А я и по сей день считаю, что поступила правильно. Любовь двух таких мужчин удаётся познать не каждой женщине!
Юлиан Тувим, ау! Долго нам ждать, когда прелестница муза и в ЭТОМ времени нашепчет тебе на ухо эти прекрасные строчки?
Всё ещё будет, верьте, друзья. Но, видно, не этой осенью, когда поляки ждут от своего любимого поэта совсем других стихов.
Как-то так…
Этим октябрём, который только-только принял золотисто-багряную эстафету у брата сентября, вся Польша жила предчувствием войны. Не все её желали, но, чего греха таить, таких было всё-таки большинство, по крайней мере, среди варшавян.
«Пан Казимир, вы слышали последнюю новость из «Гданьской щели?» – «А что такое?» – «Там опять с мостов стреляли в поляков!» – «Не думаю, пани Ядвига, что это так. Лига Наций такого бы не допустила. Но вот что мне известно доподлинно. Пан Махульский, который сопровождает грузы к морю, рассказывал, что когда они проезжали под одним из мостов на них сверху мочились русские солдаты!» – «Матка Бозка, какой ужас! Когда же, наконец, Маршал положит этому конец?!» В разговор вмешивается ещё один поляк: «Вот вы, милостивый пан, упомянули Лигу Наций, мол, она чего-то там не допустит. Но отчего, позвольте спросить, эта ваша Лига сначала отдала нам «Северные земли», а потом передумала и передала их русским?» – «Вы так говорите, потому что вам не всё известно, пан – не знаю, как вас величать, — чуть снисходительно улыбается пан Казимир. — Лига Наций действительно передала Польше земли Западной Пруссии от Гданьска до Померании. Но эти шельмы русские сумели увязать вопрос о передаче «Северных земель» с признанием Польшей потери Восточной Галиции». Как истинный патриот, пан Казимир, разумеется, ни словом не обмолвился о том, что на территории Восточной Галиции существует теперь Западно-Украинская Народная Республика, признанное Лигой Наций государство. И именно отказ Варшавы признать этот свершившийся факт дал повод России придержать исполнение другого акта Лиги Наций, о передаче Польше так называемых «Северных земель». А неизвестный пан этого и вовсе не знал, потому возмутился вполне искренне: «Как? Русские хотят взамен одних земель отнять у нас другие?» – «Так», — коротко ответил пан Казимир. «Так вот что я вам скажу, панове, — грозно воздел к небу указательный палец правой руки неизвестный пан, — пока жива Польша – такому не бывать!»