В пакгаузе из тех, кто мог ещё держать оружие, оставалось двое: Тухачевский и Крыленко. Но был ещё и третий. Негодяев, который в самом начале боя притворился мёртвым, решил, что пришла пора привести в исполнение приказ полковника: никто из смертников не должен попасть в плен ни живым, ни мёртвым. Негодяев хладнокровно расстрелял в спину Тухачевского и Крыленко, после чего метнулся в дальний угол пакгауза. В противоположном углу строения уже слышалась польская речь, когда Негодяев подпалил бикфордов шнур, проложенный к ящикам со взрывчаткой, а сам нырнул в лаз, пролез под стенкой пакгауза и помчался прочь. Взрывная волна настигла его и швырнула на землю.
Полковник перевернул тело. Негодяев пришёл в себя и улыбнулся.
— Ваш приказ выполнен, — чуть слышно произнёс он.
— Молодец, — похвалил его полковник, распрямился и всадил пулю прямо в лоб лежащему у ног человеку. Жалости к мерзавцу он не испытывал.
Полковник отвёл взгляд от стекленеющих глаз, посмотрел на жарко полыхающие развалины пакгауза и поспешил прочь к ожидавшим его разведчикам.
Этой ночью Нарутовичу поспать не удалось. Когда он собирался лечь в постель, пришло сообщение о том, что русские, совершив двойной фланговый охват, окружили польские войска в районе Сидельце. «Сведения требуют проверки, — думал Нарутович, спешно одеваясь. — Но если они подтвердятся, то путь на Варшаву для русских армий открыт. Теперь всё зависит от того, кто успеет раньше: мы возьмём Гданьск или русские осадят Варшаву». Нарутович прошёл к телефону и связался с генералом Холлером.
— Генерал, вы немедленно должны отдать приказ о начале штурма! — без обиняков объявил Нарутович, как только на том конце провода взяли рубку. Потом он довёл до генерала причину спешки. Холлер выслушал его молча, потом произнёс:
— Я немедленно отдам приказ, пан премьер!
Военный и политик были если не друзьями, то хорошими знакомыми точно. Нарутович уловил в голосе Холлера тревожные нотки, потому спросил:
— Что не так, Станислав?
— Полчаса назад русские диверсанты уничтожили наши осадные орудия, — тусклым голосом доложил генерал.
Нарутович побледнел. Если до того штурм Данцига представлялся крайне рискованным мероприятием с непредсказуемым исходом, то теперь он выглядел вовсе авантюрой. Трудно сказать, как бы поступил Нарутович, если бы его не позвали к другому телефону. Попросив Холлера не уходить от аппарата, Нарутович перешёл к другой трубке. Собеседник говорил по-русски.
— Я разговариваю с премьер-министром Польши господином Нарутовичем?
— Да. Кто вы? Представьтесь!
— С вами говорит специальный представитель Совета Народных Комиссаров Бокий. От имени советского правительства я приглашаю вас на переговоры!
— Как на переговоры? — растерялся Нарутович. — Откуда вы говорите?
— Из Праги!
У премьера похолодело сердце. Русские в предместье Варшавы!