Львов вновь замолк, а Буриханов наморщил лоб, что-то там себе соображая.
— Погоди, погоди… — начал он. — Эта женщина в комнате… Это была Ольга? — Львов кивнул. — Так это она тебя… — Буриханов не закончил и рассмеялся.
— Так что я такой же Ведьмин крестник, как и ты, — подытожил Львов. — На удивлённый взгляд Буриханова, пояснил: – Ведьма – подпольная кличка Ольги. Она известная террористка, теперь, конечно, в прошлом, очень опытный боец.
Асламбек взглянул на Петра с подозрением.
— И тогда кто-то из той троицы – кто сидел тогда в кресле, изображая твоего агента? — тебя завербовал. Так?
— Не мели чушь! — вполне убедительно рассердился Львов. — Не суди о том, в чём ничего не смыслишь. В кресле был Михаил. В тот день мы затеяли с ним оперативную игру, что-то наподобие встречного боя. У меня были виды на него, у него – на меня.
— И он, в конечном итоге, победил, — констатировал Асламбек.
Львов вздохнул.
— В общем, да. Февральские события 1917 года были ему в помощь. Но я не сразу согласился на сотрудничество. Только после ареста Государя, поставив условие: моя лояльность в обмен на помощь в освобождении царской семьи. И ты знаешь, они сдержали слово!
Буриханов кивнул.
— Знаю. Ты мне об этом третьего дня сказал. Иначе бы я здесь не оказался, и сегодняшний разговор не состоялся.
— Ты ведь не станешь отрицать, что они оказались честными людьми и хорошими организаторами? — спросил Львов.
— Не стану, — согласился Асламбек. — Жаль только, что они не смогли предусмотреть мину в фарватере.
— Такого никто не мог предвидеть, — вздохнул Львов. — Но они ведь вычислили виновника гибели царской семьи и выдали нам его имя.
— И я перерезал мерзавцу горло, — оскалил зубы в мстительной улыбке Буриханов. — Тем самым ножом перерезал, который вручил сегодня Ольге в качестве подношения, хотя, если честно, это её законный трофей.
Ёрш не был первым, кто настоятельно советовал привлечь к работе в «Главтурке» Куропаткина.
— И ты туда же! — раздражённо произнёс я, когда услышал от него порядком поднадоевшую фамилию. — А ничего, что он в бытность главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооружёнными силами в Русско-Японской войне, эту самую войну просрал?
— Зато в бытность Туркестанским генерал-губернатором зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, и как раз в отношениях с туземцами, — парировал Ёрш. — И что для тебя важнее?
— Да, мне говорили об этом…
Я призадумался, а Ёрш подначил:
— Видишь, не я один так думаю. На моей стороне общественность!
Он явно пытался меня рассмешить, зная: рассмеюсь – подобрею, подобрею – может, и соглашусь с его доводами. Я рассмеялся, но продолжал артачиться:
— Но сколько ему теперь лет? Около семидесяти?
— Как раз семьдесят и есть, — сказал Ёрш.
— Вот видишь? — я уже твёрдо решил: откажу! — Как его в таком возрасте возвращать на государственную службу?
— А разве я предлагал что-то такое? — вполне искренне удивился Ёрш.
Я слегка растерялся.
— Вот тут я не понял…
— Да всё тут понятно! Определяешь его за штат, скажем, консультантом. И делу польза, и старику развлечение, да и на хлеба кусок – не бесплатно же ты будешь дедушку эксплуатировать? — заработает.
— Он что, так нуждается? — спросил я.
— Точно не знаю, — пожал плечами Ёрш, — но, полагаю, не шикует.
И тут я взял и согласился.
— Ладно. Адрес его знаешь?
— Да, — обрадовался Ёрш, — сейчас запишу.
Он взял карандаш, написал на листе бумаги адрес и протянул мне.
— Вот. Когда собираешься к нему заехать?
— Никогда, — остудил я пыл моего друга. — Много чести. Отправлю приглашение с курьером. С него и этого довольно.
Старик мне понравился тем, что не выглядел измождённым жизнью и возрастом. Спину держал прямо, глядел без страха. Я усадил гостя в кресло, велел подать чай, и лишь потом приступил к разговору. Поинтересовался здоровьем, спросил о житье-бытье. Старик ни на что не жаловался.
— А что тогда в деревню решили перебраться, коль жизнь в городе для вас не худа? — Я успел навести справки и задал вопрос целенаправленно.
Куропаткин отвёл взгляд в сторону, пожевал губами, потом сжал их твёрдо, отвечать не стал.
«Крепкий старик!» – решил я, и сказал уже значительно мягче: