– Спиридоновна, может, пора памперс поменять?
– Иди клюй, – буркнула в ответ Спиридоновна. Она уже отстроила изображение. На многочисленных экранчиках крибоудина разнообразные силовые структуры страны разворачивались в марше. Лица силовиков были полны решимости исполнить любой приказ вождя.
– Гам, – сказал Нафанаил. Референт поспешил закрыть за собой дверь.
Через минуту из гостиной послышалось нестройное хоровое пение. Аппарат исполнял гимн "На свершение предначертания Љ…"
– Фальшивят, сволочи, – сквозь зубы процедила няня.
В комнату тем временем ворвались брутальные звуки акций по устранению разрухи в головах народонаселения. Нафанаил заткнул уши. Камилла Спиридоновна почувствовала это спинным мозгом и сделала потише. Затем она оставила крибоудин и направилась к столику, на котором кроме бутылочек и баночек с детским питанием, присыпки, влажных салфеток, памперсов и прочего высилась маленькая установка для запуска игрушечных ракет. Целая кассета таких ракет лежала рядом. Пожилая дама взяла одну из них пинцетом и положила под микроскоп. Глядя в окуляры, она осторожно развинтила ракету. В открывшейся полости сидел космонавт. На его лице было написано добродушие и готовность исполнить свой долг. Он открывал рот. Но Камилла Спиридоновна не слышала его уверений. Да ей это было и ни к чему. Она просто передала космонавту пинцетом соринку вынутую из глаза Нафанаила намедни и стала привинчивать головную часть ракеты обратно. Затем был произведен запуск ракеты при помощи электрической зажигалки для газовых плит. Короткая белая вспышка немного развлекла заскучавшего было вождя. Он улыбнулся. Но его тут же слегка тряхнуло. Ракета благополучно достигла своей цели, приземлившись на том самом шарике, с которого на крибоудин шли радиосигналы. И этот шарик с ракетой и другие исчезли. Нафанаил Стожаров встал в своей кроватке и начал грызть ее деревянные части. На экранчиках крибоудина стадионы заполнялись небрежно одетыми молодыми людьми с удивленными лицами. У всех в большей или меньшей степени верхние части черепов были разрушенны и вспученные мозги глядели на улицу.
– У, безбашенные, – замычала Спиридоновна, глядя на них, – так бы всем гляделки бы и выцарапала бы…
– Брось, няня, – заговорил вдруг диктатор, – не стоят они твоего гнева. Сейчас мои доблестные силовики в разноцветных беретах и стильном камуфляже превратят этот человеческий шлак в нечто полезное для социума…
И, правда, силовики начали производить руками и ногами некие пассы, похожие на движения танцоров "комаринского" и бараньи стада выродков рода человеческого стали образовывать стройные шеренги. Вдоль них стали ходить высокопоставленные силовики в фиолетовых остроконечных колпаках и расшитых серебряными крестами мантиях того же цвета. Они легко касались носа каждого мудака или мудилы палочкой с маленькой звездочкой на конце. Уроды тут же каменели в прямом смысле этого слова, принимая сходство со знаменитыми истуканами с острова Пасхи. От последних их отличали только каменные дебильники в ушах. На беговых дорожках в это время многотонные самосвалы сваливали груды каменных шляп в форме мексиканских сомбреро…
– Теперь надо интелей туда загнать, – сказал Нафанаил, – пусть проловской молодежи шляпы надевают.
– Ага, – поддержала его няня, – пусть узнают, почем она копеечка.
– Не копеечка, а научно обоснованный паек, – поправил женщину вождь.
– Я и говорю паек, – поправилась Камилла Спиридоновна, – икра, белорыбица, шампанское, колбаса копченая…
– Горох толченый! – рассмеялся ее наивности диктатор, – и хлебный квас…
– Ой, долго не протянут! В ерем и акулин обратятся…
– Того и надобно, старуха. Будут знать как на платяных шкафах кататься, фонарным столбам кланяться, на деревьях сидеть и живым лягушкам головы отрывать…
38
Авдотья и представить себе не могла, чем сейчас занимается ее шестой ребенок – Нафанаил Стожаров. Ее, как человека искусства, судьба ближних вообще мало занимала.
Еще в школе Авдотье открылась истина жизни. Это произошло, разумеется, в сортире. Там, среди унитазов и раковин, забитых окурками, пустыми пачками из-под сигарет, обертками от шоколада, одноразовыми шприцами и тампонами, она, вооруженная электрическим фонариком, искала однажды, случайно оброненную при дефекации, серьгу с брюликом – подарок папы – конструктора орбитальных обсерваторий по случаю первой и, как оказалось впоследствии, последней "пятерки" по физике. В одной из кабинок девушка наткнулась на одну из тех своих одноклассниц, чьи фамилии в списке класса наличествовали, но их обладательницы предпочитали лекциям, семинарам, лабораторным и контрольным работам коридоры, сортиры, буфет, а то и общество БОМЖей на заднем дворе ближайшего торгового центра.
Найденная одноклассница лежала в одном нижнем белье в луже собственной блевотины с грязным шприцом, торчащим из вены на руке. Верхнюю одежду, вероятно, с нее сняли и унесли пропивать ее товарки. Превозмогая отвращение, Авдотья склонилась над смердящей девицей и при помощи пары звонких пощечин попыталась привести ее в чувства. Паче чаянья, Авдотье удалось это сделать. На бедную девушку обрушились самые грубые на свете ругательства, а от вони, исходившей от одноклассницы, она чуть не потеряла сознание. Но удивление, причиной которого стало узнавание в хулиганке дочери выдающегося банкрота современности Батума Ленинградова – Аделаиды Ленинградовой, которую учителя даже выкликать перестали на перекличках в начале и в конце уроков, вернуло Авдотье самообладание, а вместе с ним дар речи и ясность мысли…
Аделаида села на грязном полу. Продолжая материть Авдотью, она стала шарить вокруг себя. Авдотья, обладавшая фонариком, решила помочь падшей. Вместе они нашли пакетик с коксом. Подобревшая Аделаида предложила помощнице поправиться вместе. Неожиданно для себя Авдотья согласилась. До сих пор она только покуривала анашу, и то не в школе, а дома, принимая ванну. Нечаянно на одной встрече школьных друзей девушка проговорилась об этой своей привычке и ее подняли на смех, обозвав "буржуазным поросенком". В тот вечер все пошли участвовать в импровизированном чемпионате по плевкам в высоту, а Авдотью заперли для смеха в чулане, где оказалось полно крыс, ужей и ящериц.
Бедняжка тяжело переживала свое изгойство. Оно было совершенно неприемлемо в частной школе, которую посещала Авдотья. Самым ценным, что давало пребывание в стенах такого учебного заведения, были дружеские привязанности. Спустя годы они превращались в связи в самых разнообразных сферах высшего общества и даже самой безнадежной тупице и страшиле позволяли держаться на плаву, то есть не только кормить супчиками "Магги" всяких черножопых голодранцев, строить глазки на приемах тупорылым политикам и деревянным по пояс звездам шоу-бизнеса и создавать рабочие места в сферах услуг и розничной торговли, но и устраивать спиритические сеансы, заниматься черной магией, принимать активное участие в деятельности различных экстремистских организаций, ставящих своей целью насильственное свержение существующего социально-экономического строя. Через Аделаиду все это можно было легко устроить. Ее папа Батум Ленинградов с помощью разнообразных "финансовых пирамид" уже разорил четверть аборигенного населения страны, еще четверть готовился разорить, а остальные стояли к нему в очередь на разорение, так велико было интеллектуальное и человеческое обаяние этого человека, несмотря на четыре класса образования, чернозем под ногтями и двухметровый волосистый горб. Батум содержал за свой счет 38 политических партий от фашистских до коммунистических, которые издавали 56 ежедневных газет и несчетное количество журналов, альманахов, бюллютений и прочей подрывной макулатуры. На деньги Батума всячески пытались разрушить социум 98 творческих коллективов от рок-групп, театров-варьете и радиостанций до художественных галерей, киностудий и телекомпаний. Все эти антисоциальные институции, естественно, были представлены своими сайтами в Интернете.