Во время осады города в Великой Отечественной войне в дом попала авиабомба. По счастью, в другое его крыло: музей уцелел. Переживший свою славу поэт Ефим Алексеевич Придворов – Демьян Бедный – по горячим следам события написал:
Правда, комната была не одна, а 6–8 – смотря как учитывать мелкие чуланчики для прислуги. Учитывая крепостной и наёмный персонал, да ещё и надобность достойно принимать многочисленных гостей, это и впрямь скромно.
Рядом с домом – статуя поэта, немногим выше оригинала: в нём было 158 см. В руках за спиной зажата железная трость. Пушкин и впрямь постоянно её носил: лихому дуэлянту – фехтовальщику и стрелку – нужны сильные руки. Правда, одесситы то и дело воруют трость – но у города ещё хватает денег, чтобы регулярно устанавливать новую.
Старина и нувориши
Почти напротив дома Пушкина – в доме № 12 – дворик искусств. В историческом плане он ничем особым не знаменит – разве что мемориальной доской в честь жившего там когда-то поэта Бориса Андреевича Нечерды. Но несколько лет назад внутри двора сделали художественную роспись, и с тех пор в нём то и дело проводятся выставки, уличные спектакли, концерты… Легенды можно творить и на ровном месте.
Стены дома – как и большинства других старых зданий на Пушкинской – заметно облуплены. Это – наследие главного архитектора Василия Ивановича Мироненко (с его подвигами мы по ходу экскурсии столкнёмся ещё не раз).
В середине 1980-х он был одержим идеей восстановления старинного исторического облика центра города. В частности, изыскал в архивах первоначальную раскраску всех домов на Пушкинской и решил её восстановить. А чтобы она продержалась подольше – использовал не классические краски на штукатурной основе, а новомодные влагоотталкивающие силиконовые.
Практически весь центр Одессы выстроен из ракушечника – известняка, так мало спрессованного пребыванием под землёй, что в нём отчётливо видны раковины, из которых известняк формируется. Ракушечник очень рыхлый и впитывает воду как губка. Дождевая вода из почвы пропитывает снизу вверх всё здание. Через обычную штукатурку она быстро испаряется. Силиконовое покрытие удерживает её в стенах. Здания стали размокать.
По счастью, первым размок поверхностный слой, прилегающий к новой краске. Она стала отслаиваться громадными лоскутами. Здания остались целы. Но фактура поверхности ракушечника нарушилась. С тех пор штукатурка на Пушкинской осыпается значительно быстрее, чем до реставрации по Мироненко.
Дальше по Пушкинской – на углу Греческой улицы – забавный реликт тех времён, когда трамвай в Одессе только начинали строить бельгийцы. Трансформатор одет в круглый вращающийся кожух. Открытая дверь обеспечивает доступ к нужному месту конструкции. Благодаря этому внутри не нужно резервировать место для работы ремонтников, и будка занимает минимум дефицитной городской земли. Трамвай давно снят, да и кожух от старости и недостатка ухода уже не проворачивается свободно. А когда-то, чтобы раскрутить его, хватало моих слабых детских рук.
На другом углу тех же улиц дворец известного молдавского дворянского рода Абаза. В советское время в нём разместился музей западного и восточного искусства (есть в нём и северное, и южное, но в название не попало). Дворец давно в аварийном состоянии. Но в городском бюджете денег на ремонт, как всегда, нет, а частные инвесторы согласны оплатить работу только в обмен на часть дворцовых помещений. Сейчас наскребли немного на самые первоочередные нужды, так что дом уже в лесах.
Нехватка денег на ремонт старых домов не мешает строить новые. Кварталом ниже на углу Греческой и Польской улицы (в советское время – улица Гарибальди: когда знаменитый итальянский революционер ещё был простым матросом, он не раз бывал в нашем порту) целых два свеженьких элитных жилых здания. Кроме того, в начале идущего параллельно улице Польского спуска здание завода секретной электроники «Эпсилон», построенного в советское время, радикально реконструировано, а рядом с мостом, соединяющим части Греческой поверх спуска, пристроен большой офисный центр.
Проходной по вертикали двор
В центре Одессы несколько спусков – глубоких оврагов, выходящих к морю. Польский спуск в советское время назывался в честь начальника штаба Красной гвардии города Моисея Исааковича Кангуна, смертельно раненного неподалёку – на Пушкинской – в 1917-м.