Глава 3
Комната, которую мы все называли бухгалтерией, на самом деле являлась складом. Летом здесь хранили кухонное оборудование, холодильники и посуду. Сейчас, тут располагался склад алкоголя и место для складирования пустых коробок из–под телевизоров, кофемашины и спутниковой антенны. Посреди помещения стоял небольшой стол, кресло и поломанный сейф. Говорят, лет тридцать назад, в Сочи, некие тревожные личности украли его у одного фарцовщика, вывезли за город, и там вскрыли автогеном. Сергей Данилыч, который тогда работал следователем, нашел этот железный ящик и приволок к себе на дачу, чтоб прятать в нем разобранный мангал и мелкий садовый инструмент. Сейчас эта штука стояла прислоненная к стене и служила для хранения всевозможного хлама, старого охотничьего ружья и патронташа к нему. Все патроны, раньше, были забиты солью, однако, после испытания их на стае бродячих собак, вся боевая начинка была заменена на битое стекло.
Вынув оружие из сейфа, я зарядил его двумя зарядами и положил на стол так, чтобы ствол указывал прямо на запертую, входную дверь.
Уже было собрался сесть в огромное кресло, на котором не раз спал, дожидаясь утренней смены, как внутренний голос подсказал, что, предстоящие изменения тела потребуют массу биологического материала, поэтому, неплохо было бы сперва наполнить желудок чем–нибудь богатым белками и натуральными аминокислотами.
Тащится на кухню не было ни малейшего желания. Там сейчас должен приходить в себя Саша, наш ночной повар, а отношения у меня с ним не самые дружелюбные. Единственной едой в комнате была коробка с кухонной элиткой. Раньше мне было строжайше запрещено прикасаться к ее содержимому, и даже заглядывать в неё не рекомендовалось, но теперь то я могу делать все что захочу.
Подойдя к полкам, снял картонную упаковку из–под микроволновки и опустил на стол. Внутри оказалось шесть больших жестяных консервов. Четыре с лососевой икрой и две с осетровой. Еще нашлась вакуумная упаковка с тонко нарезанным хамоном, весом сто пятьдесят грамм, и тетрадь учета пересменки.
Выложив все съедобное на стол и вооружившись грязной кофейной ложкой, я принялся уплетать рыбный деликатес, однако, уже к концу второй банки, большое количество соленой икры стало давить на горло, намекая на предстоящую изжогу. Пришлось открывать бутылку Твиши, а спустя еще полкило крупных красных шариков, бутылку Цинандали. К концу курортного сезона, выбор алкогольной элитки на складе, был представлен в основном водкой и виски. Вино уже полмесяца как не привозили, заставляя допродавать то, что осталось. А остались только ящик грузинского ассорти и аргентинский сортовой шмурдяк. Еще, правда, было несколько бутылок французского A. O.C., но их надо было искать в ящиках с личными запасами Папы, а лезть туда мне пока было сыкотно.
Как я не старался, а доесть хамон и последнюю банку икры у меня так и не получилось. Не влезало. Развалившись в кресле, я уже расстегнул и ремень, и ширинку, но набитый живот отказывался принимать сверх своего размера. Понимая, что если не начать прямо сейчас, то потом может приспичить в туалет, я отложил бутылку, закрыл глаза и вызвал лабораторию на нижнем рабочем столе. В очереди на инициацию там стояла одна первичная мутация, три вторичных, четыре дополнительных мутации и одна модификация. Всего восемь загруженных приложений, ждущих начала своей установки. Усевшись поудобней и отметив время на часах, я дал разрешение на инициацию.
Как и в прошлые разы, сразу после команды, по всему телу прокатилась волна тепла. После нее, появилось сильное головокружения и тошнота. Я перегнулся через подлокотник, чтобы не испортить обивку и одежду, когда начну обратно метать икру вперемешку с желудочным соком, и, потерял сознание.
Очнулся из–за резкой вони, лежа на полу. Рядом стояла недопитая бутылка грузинского сухаря, и источала мерзкий запах серы и химических добавок, которыми разбавили низкокачественный виноматериал. Тот, что даже вином назвать нельзя. Поднявшись на ноги, я нашел крышку, навинтил ее на бутылку, после чего открыл окно и выбросил вино на снег. Ворвавшийся в комнату свежий, морозный воздух окончательно привел меня в чувство. Что странно, находясь в неотапливаемой комнате, с настежь открытым окном, одетый в одну лишь гавайскую рубашку и жилет, я совершенно не чувствовал холода. Еще, я прекрасно видел в темноте, например циферблат будильника, стоящего на верхней полке, хотя, полтора часа назад, когда только сюда пришел, накрывать на стол приходилось буквально на ощупь.