– Не хочешь прогуляться?
***
– Ань, я не знаю, что творю… Хоть ему и 27, но он мальчишка ещё! – виновато лепетала я в трубку: – И я дура. Я соврала ему, сказала, что мне 29, представляешь?
Да, я солгала. Я словно стыдилась того, что мне уже 36, и я разведёнка с ребёнком. Хотя последний факт ещё был под вопросом.
– И правильно, это ложь во благо! Да и зачем ему знать о тебе всё? Ты развеялась, отвлеклась, ощутила себя, наконец, девушкой! А не загнанной лошадью.
Подруга была права. Это ложь была во благо себе. И на прогулке с Кириллом я ощущала себя кем угодно, но только не загнанной лошадкой. И даже не разведёнкой. А ещё я не ощущала разницу в возрасте. Мы с Кирой были словно погодками: то ли он подстроился под мой возраст, то ли я под его. И дело было вовсе не в прожитом опыте… Удивительно, как два не похожих внешне человека могут так быстро сойтись по характеру. Мы болтали с ним не как старые знакомые, нет. Скорее это было сродни встрече двух интровертов, которым интересно друг с другом. Мы не спорили, не перебивали, не опровергали, умели слышать.
Я помню, как нам было комфортно молчать, пока мы курили. А курили мы часто, угощая друг друга сигаретами любимых марок. А ещё я щедро угощала его комплиментами: мне нравилось, как он застенчиво пожимал плечами и отводил глаза. А Кирилл был щедр на шутки, заставляя меня смеяться неприлично громко. Ему словно нравилось слушать мой смех, хотя сам он тихо улыбался. Я вспомнила себя в 27. Я была жизнерадостной, общительной и активной девушкой, полной надежд и планов. Я была готова сыграть миллион ролей, истоптать босыми ногами сотню сцен. А сейчас я была сломлена жизнью, неудавшимся браком и топтала холодную мостовую, скрываясь под маской свободной и успешной леди… Да, я играла определённую роль на прогулке с Кириллом. Но он, будто почуяв фальшь, попытался заглянуть за кулисы моей души. И помню, как мне неистово захотелось ему открыться, показать себя настоящую. И я испугалась… От одной мысли об этом, у меня задрожали руки. И, как маленькая трусиха, я просто убежала. Поспешно вызвала такси и просто уехала.
По дороге домой я отчаянно ругала себя: «Лиля, возьми себя в руки, наконец! Ты готова душевно обнажиться перед первым встречным, что с тобой, чёрт возьми, стало?! Ему это точно не нужно… У него своих проблем по горло. Пожалей себя. Пожалей мальчишку, не ломай ему психику своими откровениями…» А дома крепкую дамбу прорвало… Из успешной леди я превратилась в зарёванную, неуверенную в себе девочку. Я почувствовала острый укол прямо в сердце: это одиночество пронзило своим холодным копьём всё моё нутро. Было очень больно падать с той высоты, на которую я поднялась там, бок о бок с Кириллом. Когда он начал спрашивать о личном, я чётко и быстро осознала одно: я не готова. Не готова выдумывать на ходу, вживаться в то амплуа, в котором до этого момента мне было комфортно. Меня бы окончательно добила нелепая сцена: он сверкает пятками, услышав о том, сколько мне на самом деле лет, и что меня привело тогда в кофейню. Лучше я уйду сейчас. Красиво и благородно, наградив его очаровательной улыбкой за вечер, в котором я растворилась. Но от себя не убежишь…
***
На следующий день я кое-как взяла себя в руки. Мне предстояла встреча с адвокатом и несколько репетиций подряд. Я была рада убежать из своей конуры и не возвращаться в неё как можно дольше. Встреча с Кириллом показалась мне необыкновенным сном. Хотя воспоминания были вполне реальны: простуженный голос, случайные касания, вкус крепкого табака и цитрусовые нотки в шлейфе парфюма. Я каждую ночь прокручивала нашу прогулку перед сном, в надежде, что увижу вновь этот «сон». Но мне не снилось ни-че-го… А просыпаясь, я думала о сыне и ворохе дел, которые нужно успеть самоотверженно выполнить за 24 часа.
Настоящим подарком для меня стало то, что я, наконец, услышала голос своего мальчика. Всего лишь несколько минут и по телефону, но это придало мне невиданных сил и вдохновения. Помню, как позвонила мужу, чтобы договориться с ним о встрече перед новым слушанием, но трубку взял не он, а она – его новая пассия. Это, поначалу, выбило меня из колеи, ведь я не хотела верить в то, что он живёт не один. Подозревала, конечно, да и женское чутьё в таких случаях не подводит никогда. Мысль о том, что о моём сынишке забочусь теперь не я, а незнакомая мне женщина – ранила меня. Дрожащим голосом я попросила услышать Никиту. На удивление, она не стала сопротивляться или издеваться надо мной, как это делал бывший муж. Она просто позвала сына, и я услышала обиженный лепет: «Мамочка, это ты? Когда ты вернёшься из своей командировки, я соскучился по тебе и по Каркуше.» Каркушей он называл любимую мягкую игрушку в виде ворона, которая осталась у меня… И я разрыдалась. Беззвучно, но с таким надрывом. Первые секунды я не могла говорить. Но затем выдохнула, и сказала, что тоже безумно скучаю. Мы поговорили о том, как он себя чувствует, чем занимается, а затем я услышала: