...Но вскоре забыла. Персонал в кафе сменялся быстро, и, кроме Грекова, в нем было много других интересных людей. К примеру, Алёша, который был виртуозом в приготовлении кофе, но, едва проголодавшись, становился таким злым, что только и делал, что рявкал на тех, кто ему попадался, грозя то засунуть в гриль чью-нибудь голову, то разбить холдером чью-нибудь коленную чашечку. Или Надя, обожавшая поесть и порассуждать, как бы выйти замуж за иностранца. Или Серёга, которого загоняли на мойку за непристойное поведение, и который строил рожи из окошка для посуды. Или Таня, увлечённая Италией, вставлявшая повсюду итальянские словечки и боящаяся начальства настолько, что как-то раз забралась под прилавок при появлении гендиректора. Или Костя, который всё время являлся с похмелья, просился пойти покурить, исчезал то на час, то на два, а потом удивлялся, с чего это все разозлились. Или Кристина, которая пела и танцевала при всяком удобном (а чаще неудобном) случае: за кассой, при готовке, при уборке. Или Витя, хваставшийся тем, что он работал барменом в алкогольном баре, и знает не только сотню рецептов коктейлей, но и секреты жонглирования бутылками. Или Роза — менеджер, которая всё время находила предлоги, чтобы уединиться с Витей и готова была съесть любую девушку, взглянувшую на него лишний раз... Одним словом, все тут были не без странностей, но все любили Галю и стремились не подвести её. Даже самые лентяи из лентяев при необходимости могли взять себя в руки и продемонстрировать ударную работу.
В один из таких "ударных" дней, а вернее, вечеров, когда в кофейне не было ни одного свободного стула, у кассы стояла очередь, а перед входом толпился народ в ожидании столиков, мне поручили одновременно и мойку, и зал. На смене нас было всего четверо: Роза стояла за кассой, Алексей варил кофе, Анна подавала десеры и бутерброды, а на мою долю выполо всё остальное. "Выйди в зал!" — орала Роза, стоило мне заняться мытьём посуды. "Ложки чистые кончились!" — требовала она, едва я начинала уборку в зале. В общем, так и носилась, как угорелая: в зал, собрать посуду, запихнуть в посудомойку, снова в зал, собрать посуду, достать чистую, поставить в окошко... В кофейне, как обычно, было множество студентов архитектурного, но на этот раз мне было не до них. Поэтому, убирая с одного из столиков на втором этаже, я, хоть и слушала краем уха беседу дизайнеров за соседним, но дала себе труда взглянуть на её участников. Беседа же была примерно следующей:
— А я тебе говорю, что концептуализм устарел!
— А я тебе, что нет!
— Ну, Дёма, ну, ты наивный! Да давно он никому не интересен! И, тем более, московский!
— Да уж как же! А Кабаков? Знаешь, сколько сейчас дают за его работы?!
— Ну и что! Он же классик. За Лисицкого ещё больше дают. Но это же не повод говорить, что супрематизм современен!
— Да я не о том, Сань... О, глянь-ка, тут наша знакомая! Может быть, спросим у девушки? Девушка, а девушка! Как вы относитесь к московскому концептуализму?
Я обернулась. Да, звали меня. За столиком сидели двое юношей — тех самых, на чьих глазах я так глупо облилась молоком. Они меня запомнили. Ну, ещё бы! Решили опять поглумиться!
— Никак, — сказала я.
Учитывая, что о том, что такое "московский концептуализм", я не имела ни малейшего понятия, это было единственным вариантом ответа.
— Ну и правильно, и правильно! — сказал рыженький. — Это устаревший стиль искусства! Я бы даже сказал, скучный, тупиковный! Понял, Дёма?
— Сам ты тупиковый, — фыркнул чёрненький. — Девушка... — Он прочитал моё имя на бейдже, — Евгения! Как вы? Ведь мы же про вас вспоминали!
— И про ваши фонтаны, ага!
— Сань, уймись! Женя... можно вас так называть?
— Извините, мне надо работать...
— Постойте, постойте! Останьтесь тут! Хоть на минутку! Вот, Александр, из-за вас Евгения обиделась на нас и хочет уйти!
— Приношу глубочайшие извинения! — ухмыльнулся рыжий.
— Но мне и правда некогда, — сказала я, отчасти опасаясь гнева Розы, а отчасти не желая тратить время на двоих глумливых красавчиков.