-пролог-
«Это самое настоящее общественное движение, романтизированная квинтэссенция, то, что возникает во времена настоящего социального кризиса. Тематика всегда одна и та же: возвращение к непорочности, обращение к более ранним компетенциям и властвованию. К таинствам крови. К жажде трансцендентности и очищения. Прямо здесь и сейчас вы видите, как романтизм исторически приводит к бедствиям, а вскоре поддается влиянию авторитаризма. И когда конечное направление наконец появится, как вы думаете, сколько времени потребуется, чтобы это произошло?»
Выдержка из эссе Джоан Дидион “Ковыляя к
Случилось всё это летом, кажется. Летом, полным пьянящего безрассудства, прохладным и отвратительным, как чьё-то внезапно испортившееся настроение. Тогда всё в Сарпсборге казалось наигранным, и виной всему было не наступающее на пятки человечеству глобальное потепление, а самая банальная людская беспечность. Он тлел, как угли в полночном костре, и медленно угасал, обрекая своих жителей на скорую гибель. И казалось, нашей вины здесь не было. Нам было предначертано оказаться в пугающем воображение пожаре, нас просто швырнули в ратное поле, даже не посвятив в таинственные искусства кровопролития. И теперь все мы замерли в предвкушении катастрофы, в беспечных надеждах на очищение. Но сколько же времени это займёт?
Это точно случилось летом. И это было самым настоящим проявлением беспечности. Всё завертелось на Хартвич Драйв, когда я сильно торопился и едва проигнорировал заявление миссис Йенсен, эхом разделившее две противоположные комнаты.
– От Лидии всё ещё никаких новостей?
И это было неудивительным, но отнюдь, всё равно казалось ей довольно душераздирающим.
– Сомневаюсь, – пробормотал я, – да и вообще, это вовсе и не ново, когда дети слишком рано стремятся во взрослую жизнь.
Выглядела она огорченной, и в отяжелевших глазах вдруг блеснуло нескрываемое, но всё ещё едва уловимое разочарование. Похоже, что нити, связывающие членов семьи воедино, трещали по швам прямо у неё на глазах каждый раз, когда я притворялся реалистом. Но хуже всего было то, что в действительности я таковым и являлся, но ещё куда хуже, кажется, было её вечное стремление к отрицанию.
– И всё же, я уверена, что дела у неё отличные, даже не смотря на её беспринципную эгоистичность. – Тон миссис Йенсен был решительным, но отголоски разочарования в её голосе всё ещё были ощутимы. – И пусть даже в компании этого её придурка!
– А может ты просто снова себя накручиваешь? – Я нахмурился, но несмотря ни на что, продолжил. – Может быть даже слишком.
И тут чувство отчаяния вновь омыло её с головой всем своим стремительным потоком, но кажется, ей даже удалось подавить это на пол пути.
– И всё же, твой визит к ней в любом случае пошёл бы мне на пользу.
И вот теперь мне стало ясно. Предельно. Она подавила это в себе лишь для того, чтобы выплеснуть всё это прямо на меня. Даже та манера, с которой она это сказала, и даже интонация. Эти стремглав несущиеся волны, которые могли запросто согнуть маяк пополам, вдруг выбрили из меня всякую уверенность в своей безотговорочной правоте. Но я лишь улыбнулся ей, как можно небрежно.
Она повесила небольшое влажное кухонное полотенце над раковиной, вытерла об него руки и немного согнувшись, прислонилась к подоконнику.
– И сколько можно дурачиться? – Вопросительно заметила она, всем своим невозмутимым видом указывая на зелёную лужайку перед домом, у которой на обочине дороги стоял припаркованный черный «пикап», из приоткрытых окон которого то и дело высовывались мужские силуэты, и хохот их звучал точно в такт рычащему мотору. – Повеселитесь как следует!
Рудименты времени, казалось, уже запаздывали, явным напоминанием кружась вокруг обода небольших часов. И миссис Йенсен заметила это, когда я ненадолго остановился в гостиной, схватил рюкзак, а затем бросился прямо в чрево надвигающихся сумерек. Может быть, всё и началось, когда она бросила напутственное «До скорого!» и вновь уставилась на опустевшую улицу.
***
Может всё завертелось ещё на пол пути от сарпсборгских пригородов и глубинок, позади водительского сиденья, в окутывающих облаках беспечного смеха. А может, всё завертелось уже тогда, когда проплывающие мимо бульвары и растворяющиеся в воздухе тротуары казались намного ближе в зеркале заднего вида. А может всё началось с безобидного разговора.
– Ну и дерьмо!
Это обескуражило всех, и в частности, обескуражило и самого Артура внезапно пролившейся на облупленное кожаное сиденье поблескивающей рыжеватой лужицей пива.
– Дороги в норвежских глубинках отстой, сам знаешь. – Послышалось с притянутым за уши раскаянием с водительского места.
– А может просто у кого-то руки, как у пубертатного инфантильного мальчишки, вооружены только при острых приступах эротомании? – С практически нескрываемой дерзостью, холодно и оценивающе продекламировал я.
И всё же, даже у такого безобидного словесного трюка вскоре обнажились острые, как бритва, акульи зубы. И только когда все рассмеялись, широко оголяя свои надменные улыбки, Артур, кажется, заметил моё неуместное рвение этому подыграть. Сначала возмущение его было невербальным, но тяжелое красное облако ярости вдруг влепило ему по лицу, совсем сбив его с толку.
– Да пошёл ты, Кай! – Он почти выкрикнул, и крик этот будто был спровоцирован всем его телом, отчего он вздрогнул и едва растратил остатки, озорно побулькивающие на дне жестяной банки «Бад Лайта».
Напоследок он лишь недовольно всхлипнул и на некоторое время устремился куда-то вглубь своих переживаний. И может всё начиналось, когда я буквально возненавидел себя за то, как с ним поступил. Или может, всё началось, когда отравленная стрела пронзила его на всём лету, впустив за собой скверный рокот обиды, резонирующий во всём его невозмутимом облике. Быть может, этой ночью я и собирался это выяснить.