– Tu seras renvoyé, mademoiselle! [8] – Завопил он с новой оглушительной силой, казалось, пульсирующей в его глотке.
И только он собрался выпрямиться, Леа с весьма амплитудным размахом закинула одну ногу назад, и подошва её массивного ботинка со свистом проехалась ему прямо по лицу. Или от неожиданности, или от силы, приложенной к удару, он отпрянул прямо к стене и согнулся пополам, корчась от боли, острием пронзающей его покрасневшую морду. И как только один из его товарищей подлетел к Лее, в моём измученном мозгу уже слышались лязги отбойного молотка и опомнился я, уже пролетая в метре над асфальтом с раскинутыми вперёд руками. И когда моя голова врезалась ему прямо в живот, а ладони всё жёстче впивались ему в спину, я едва протаранил его коренастый силуэт, и мы вместе повалились на тротуар. В глазах у меня снова всё покосилось и из полудрёмы меня выдернуло только тогда, когда он начал барахтаться подо мной, прилепившись лицом к асфальту. Его ноги задвигались ещё хаотичнее, и ступни врезались мне под колени, рассыпаясь мелкой, щекочущей дрожью, но вскоре переросли уже в покалывания дюжиной острых иголок. Последним, что мне перед этим пришлось увидеть, был его плотный затылок, стремительно приближающийся к моему лицу. В одночасье перед глазами закружились столпы бледного света, а после пустилась разноцветная рябь. Во рту, кажется, уже стоял солоноватый привкус и по переносице растекался колющий жар.
Я едва заметил, как уже распластался на обочине, а перед глазами звёздной россыпью плыло ночное небо и только прохладные ручьи ветра предательски впивались мне в кожу.
– Le fils de pute! [9] – провозгласил он, упираясь ладонями в оледенелый асфальт, пытаясь опереться на колени.
Несомненно, всё началось, когда ко мне начали возвращаться чувства и подняв голову, я увидел промелькнувший вдалеке силуэт Леи и перед тем, как скрыться за углом, она обронила:
– Вали отсюда, nigaud. [10]
И потом промелькнули ещё двое, и так же бесследно растворились в опустившихся сумерках. И лишь когда я попытался подняться, по телу разлилась ноющая, врезающаяся в каждую клетку, боль, и заприметив это, оставшийся здесь stor fyr [11], казалось, решился меня добить, но не успела подошва его кроссовок до меня долететь, как в мозгу у меня прогремел электрический хлопок и мои пальцы инстинктивно впились ему в щиколотку и резким движением потянули вниз. Сначала он покосился, зашатался, и вскоре плашмя рухнул рядом с обочиной. Удивительно, что во мне нашлись силы быстро вскочить и ринуться к его обездвиженному телу. Моя нога уже свободно парила в воздухе, когда я на всём лету, едва ли спотыкаясь, подскочил к нему и носок моих кроссовок с небывалым размахом врезался ему в лоб. С такой силой, что он издал надрывной стон, когда его голова опрокинулась и груз его неподъёмного тела перевалился на другой бок.
Может быть, всё началось, когда я уже мчался вниз по лестнице, щурясь от разноцветных, пляшущих вспышек стробоскопов и едва разлепив глаза, озирал застланное газовой дымкой помещение. Музыка, кажется, стала ещё громче и невыносимо резонировала где-то глубоко, в недрах моего естества. Коснувшись запястьем носа, я смахнул поблёскивающие на свету капельки свежей крови и обнаружил себя уже настойчиво проталкивающимся сквозь хаотично покачивающиеся фигуры. Позади то и дело раздавалось недовольное бормотание, но гротескные звуки тут же подхватывали его и устремляясь ввысь, растворяли где-то под зияющим сводом потолка.
– Чувак, ты во что уже вляпаться успел? – прозвучало где-то из толпы впереди. Калейдоскоп застилал мне глаза, и я едва ли проигнорировал обеспокоенность Клауса.
– Долгая история. – В ответ мне пришлось лишь отмахнуться и неумолимо двигаться дальше куда глаза глядят. – Se deg snart!
Вдруг где-то неподалеку послышались хлопки и стеклянный треск тревожно завибрировал в воздухе. И в ту же секунду меня уже кто-то тащил за собой в обратном направлении.
– А ты не сдаёшься, nigaud. – Эта французская манера вдруг озарила помещение, и вновь звучала такой же загадочно-дерзостной.
Леа схватила меня под руку и стремительно, без оглядки понеслась к выходу. Ноги то и дело отрывались от пола, волоклись друг за другом, отчего я время от времени врезался ей в спину, когда мы почти добрались до лестницы.
Очевидно, всё началось, когда мы вылетели из душного подвала и нас обдало ночной прохладой с ног до головы, и наша беспечность уже не знала границ. Но простирающиеся вдоль и попрёк кварталы Осло, несомненно, скрывали в себе множество опьяняющих тайн. И нам теперь, кажется, открылись и таинства крови, а вместе с ними появились и направления, в которых романтизация приводит к авторитаризму. Но сколько потребуется времени, чтобы это произошло? Этой ночью, как оказалось, мы и собирались это выяснить.