Выразить сумбур словами Мишка не мог - не юрист он ни разу - но подобно умной собаке ощущал непорядок. Как если бы прокурор и адвокат попеременно орали друг на друга, плюс, перекрывая их, жалостливо вопила потерпевшая, и вся компания порхала на цирковом батуте под негодующие вопли пьяных вусмерть зрителей.
Почему врач Михаил Безруков совершил убийство и стал трофейщиком-мародёром? Так просто же всё! Во-первых, он очень хотел остаться живым, и как можно дольше. А во-вторых, себя он любил больше, нежели всех прочих людей. Ну, ещё потому, что боялся слишком сильной боли. Если разбирать все эти пункты по очереди, то понять его мотивацию несложно.
Насчёт долгой жизни: если человек не загибается от рака последней стадии, когда обезболивание самыми крутыми наркотиками ни фига не помогает – то каждый хочет дожить до глубокой старости. До той поры, когда радость от жизни иссякнет. У всякого человека жизнь кончается в разные сроки, ведь порой кто-то и сам с ней расстаться рад.
Например, Мишкин отец, умирая от рака пищевода, просил врачей дать какой-нибудь отравы. И жену об этом молил. И сына. Тогда Мишка ему не поверил, потому что пацан был ещё, глупый, не настрадавшийся от жизни. Это потом, наглядевшись на чужие мучения и примерив их на себя, уже дипломированный врач Безруков мысленно согласился с предложением отважных заграничных медиков, что да, эвтаназию надо разрешить.
Так что длительность жизни и боль для Мишка – вещи взаимосвязанные. Он мог бы на эту тему лекции читать. Поинтереснее, чем у доктора Поля, который сочинил «Науку о боли». Когда малька-детсадовца Безрукова побили кулаками и попинали ногами более взрослые оболтусы, тот впервые понял, что боль – вещь не смертельная. В мединституте у студента Мишки определили ненормальный болевой порог. Тренеры было раскатали губу, ведь умение держать удар – подарок для спортсмена. Напрасно радовались. Нет, на рукопашку, то есть смесь самбо и карате - Безруков ходил с желанием, даже неплохо выступал. Захваты, броски и точные удары ему, само собой, пригодились.
Но профессионалом в спорте не стал. Не захотел, хотя можно было пристроиться в спортивный клуб Сибирского военного округа, служить спортивным врачом, выступать на уровне кандидата в мастера, а то и мастера сделать. Офицерское содержание выглядело вполне солидно, а форму надевать раза три-четыре в год.
Не захотел.
Во-первых, Мишке нравилось травматология. Сейчас считается стыдным признаваться, что ты любишь работу - офисный планктон заразил нигилизмом и пофигизмом многих современников, да почти всех. Врач Безруков, чтобы белую ворону не изображать, помалкивал, когда коллеги свою профессию с дерьмом смешивали и костерили себя за выбор линии жизни. Стеснялся он признаваться, что как с детства запал на медицину, так и не разлюбил. Хотя звериная медицина, что выяснилось позднее, звалась ветеринарией.
Мишка в Айболита играл истово. В детской сад носил сумочку с красным крестом, на утренниках наряжался в белый халат и шапочку, а подарок соседки, медсестры тёти Вали, никогда не снимал с шеи. И название подарка заучил наизусть. Сложное, длинное, которое и в школе не всякий мог повторить:
- Сте-то-фон-ен-до-скоп!
Ветаринаром Мишка стать не захотел, а врачом - да. Потому и поступил в мед. Анатомию изучал вживую. Напрашивался трупы препарировать, потом устроился в травмпункт - и подработка и практика. После первой самостоятельной операции - ампутации раздавленной трамваем кисти - плакал дома от жалости к инвалиду и от злости на себя, не волшебника. И всегда пытался найти способ оздоровить пациента, не уродуя, не увеча. Кости репонировать правильно, ушить рану красиво, без грубого рубца.
Короче, спортивное будущее в глазах Безрукова сильно проигрывало травматологии. К тому же врачу, человеку гуманному, не совсем прилично бить или ломать человека, пусть он и соперник на татами или на ринге. Так недолго и привыкнуть к гадкой манере причинять боль в общении, а то и – не приведи бог! – перенести привычку на пациентов. Поэтому хирург Безруков предложение армейских тренеров послал подальше, серьёзный спорт забросил.
Без лукавства, наедине с собой, Мишка ставил себе, как врачу - очень высокую оценку. И плевать ему было на мнение заведующего отделением, начмеда и главного врача, хотя те, в общем, тоже ценили травматолого Безрукова. Его даже в пример ставили интернам за бережное отношение к больным. Персонал относился по разному. Ещё бы! Никто так не прессинговал анестезиологов перед каждой операцией, никто не орал на перевязочных сестёр, требуя максимального щажения, вплоть до премедикации для особо чувствительных ранбольных.