Он сказал эти правильные слова, и тотчас, где-то на уровне желудка или ниже, ощутил очень неприятное чувство. Страх. Опять страх. Который впервые пришёл, когда пацан из приреченских или бандеровских специально перебежал дорогу, чтобы расквасить четырёхлетнему Мишке нос. Юный Безруков отважно ударил противника в ответ. И тут набежала толпа более взрослых пацанов, Мишку сбили с ног, стали пинать. Не боль, а чувство бессилия – именно оно оказалось намертво связано со страхом, который потом сопровождал Безрукова всегда.
Изначально Мишка трусом не был. И слабаком тоже. Выйди тогда на улицу отец, поймай кого из той кодлы, пригрози, что оторвет яйца или хотя бы уши за сына – и всё, гнобить Безрукова как одиночку никто бы не стал. Но не нашлось в Мишкином детстве никого, кто мог защитить. Отец всегда занят важными делами. Мать горела на работе. Они далеко. Им некогда. А кодлач, готовый подбежать, испинать одиночку, который рискнул постоять за себя – вот он, ждёт в сторонке. И быстро научил Мишку, что лучше стерпеть пару несильных ударов, чем многочисленные пинки в спину, бока и голову.
Страх всегда жил в Безрукове. Он возникал в любой мало-мальски опасной ситуации. На дороге при затяжном обгоне. На экзаменах. На собеседовании. Во время операций. Привычный страх не мешал жить и работать, зато верно предсказывал и показывал грядущую опасность. Делал Мишку более осторожным. По сути, помогал.
Вот и сейчас Безрукова испугало четкое ощущение готовности попутчиков к предательству: «Они мне не друзья. Они с лёгкостью сдадут меня. Сразу скажут, что я убил латника».
Действительно, а ради чего писателям покрывать убийцу и мародёра? Гораздо выгоднее заложить Безрукова со всеми потрохами, с трофеями, заныканными под деревом. Тогда сами они покажутся командиру пехотинцев «белыми и пушистыми», в отличие от «скользкого и зелёного» приблудного врача, совершенно им, благородным чистоплюям, чуждого.
Наверное, подозрение так чётко отразилось на лице Безрукова, что прочесть его особого труда не потребовалось. Яковенко усмехнулся, а Мальвина заволновалась и скороговоркой выдала:
- Мы не скажем, - солгала она, избегая прямого взгляда. – Только вам тоже не надо говорить про Артёма. Он не виноват. Он не хотел. Его не так поняли…
- Это нелепая случайность. Случайный и трагический инцидент. Неверная трактовка попытки контакта с стороны малоразвитого солдата… Контакта цивилизаций, я полагаю. Артём неправильно поступил. Надо было издалека поднять руки в знак добрых намерений, а когда солдат бы приблизился, объяснить, что просишь помощи. А Артём выскочил и пошёл навстречу, - твёрдо и уверенно разъяснил ошибку коллеги Виктор.
- Да вы, что, совсем спятили? - вскричал Мишка, не понимая, откуда в писателях столько феноменальной дури и самоуверенности. - Вас, что, ни разу на улице не метелили на за что ни про что? Блин... Я же сразу вам крикнул, что ныкаться надо. Майор, вы же военный, должны понимать психологию бойца. Сунуться к солдату под горячую руку, это ж последним дураком… И вообще, почему вы его не остановили? – уже спокойнее, выплеснув удивление, добавил он. – Из одной тусовки, а как неродные…
- Мы только-только познакомились, как можно было его остановить? – оправдалась Мальвина.
- Не понял, так вы что, в первый раз, что ли, вместе?
Обрадованные вниманием к себе, любимым, писатели подробно описали задумку их неформальной встречи и, как полагается о покойниках, развернули достоинства Артёма. Оказывается, виртуальная тусовка, прикормленная издательством «Эксмо», периодически встречалась в реальном мире и развлекалась беседами, хвастовством и поглощением горячительных напитков. Но вот они трое, попали на этот съезд впервые. По словам Мальвины, необычайно талантливый Артём творил необычайно красивые истории про красивых людей, живущих в красивых зарубежных странах.
- Он иностранец?
- Нет. Просто что красивого может быть в России? Одна чернуха, - пояснил Яковенко, - поэтому мы и фантазируем. Я тоже не могу описывать Рашку.
- А Украина? В ней лучше? – возмутился Безруков, сразу спохватившись, что проявил глупый, неуместный, ничего не меняющий патриотизм.