- Соба за даме и соба за два господина? Не? У различитем собама? Само шест кованика по ночи. Доручак же басплатан.
- Доручак, это что? – уточнил Мишка, отвязывая кошель и распуская шнурок на горловине.
- Юутра, док се храни припрема, ужина.
- Он про завтрак, дескать, входит в стоимость комнаты, - опять быстрее всех сообразила Мальвина.
Безруков кивнул, высыпал из кошеля десятка полтора монет и поманил коренастого мужика к себе. Тот вернулся за стойку, нацедил кружку вина подошедшему бородатому гостю из сидевших в дальнем углу и лишь потом оборотился к Мишке:
- Што же господар одлучио?
- Сначала, как тебя называть? – приступил к переговорам Безруков. Несколько раз повторив имя владельца корчмы, - Владан Матица, - он указал на монеты, - помоги разобраться с вашими деньгами. Кованик, это что?
- Дукат, сребри су - мали новчик, велики новчик. А то же царска, цжена два дуката, - Владан быстро рассортировал неизвестную Мишке валюту и пояснил. – Пуни оброк с вином кошта сребро, мали. Живе сем дана – дукат, вас трое сте.
- Дукат за семь дней для троих нас? Согласен. Накрывай на стол. Но сначала покажи, где тут туалет? Гальюн? Сортир? И где руки помыть потом?
- Туалет? А, где се усрати? - сообразил Владан. – Нужник у дворишту, руке и лице могу испрати на бунару. Гдье же мьесто за залежеванье конья.
Права поговорка, что язык до Киева доведёт! Местный язык и русский имели довольно много схожих слов, а жесты всегда были интернациональным средством общения. Пока попаданцы приводили себя в порядок, то есть посещали надворный туалет с вульгарными дырками без стульчаков, стряхивали пыль и умывались, корчмарь накрыл стол в самом прямом смысле слова. Серая, застиранная, но чистая тканевая полоса изобразила скатерть и самобранку – два в одном, как в рекламном слогане про шампунь – столько разнообразной еды было наставлено и навалено на глиняные тарелки. Самое шикарное блюдо красовалось в центре стола – целиком запечённый поросёнок, в пасти которого торчала пушистая веточка укропа.
Довольно хмыкнув, Безруков вынул трофейный нож, откромсал поросю заднюю ногу. Мальвина некоторое время ожидала, что за ней станут ухаживать, но, видя, как Виктор, кривясь от боли, поспешает за жадно чавкающим Безруковым, стала руками отрывать прядки нежнейшего мяса. Вино, похожее на сухое, все трое пили, как воду. Примерно на полчаса разговоры прекратились. Сыто отдуваясь, Мишка первым откинулся на стену, чтобы расправить переполненный живот.
Яковенко отстал от него, он жевал медленнее, одной стороной, видимо, слева солдаты разбили или расшатали ему зубы. Мальвина ела аккуратно и медленно, стараясь не закапать себя жиром. Виктор жестом попросил Владана наполнить кружку. Тот степенно, без суеты и заискивания подошёл, осведомился, надо ли благородным гостям ещё чего-нибудь. То ли попаданцы уже усвоили местный язык, то ли по иной причине, но понимать корчмаря они стали намного лучше.
- Кони ваши обихожены, сумки, вьюки и сёдла уже в комнатах. Как стемнеет, я закрою двери. Если нужен добрый свет, могу предложить свечи, десяток за малую серебрушку.
- Спасибо, не надо, - опередил спутников Мишка.
- Я хотела бы, - вякнула Мальвина, но Владан уже вернулся за стойку, и она напала на Безрукова. – Что вы себе позволяете? Диктатор! Как я буду приводить себя в порядок без света?
Яковенко отвернулся, как бы рассматривая захмелевшую компанию в дальнем углу, и попаданка оказалась без поддержки. Мишка изобразил на лице любопытство, склонил голову набок и сделал вид, что изучает гневную Мальвину. А потом, когда та в запале стала повышать голос, норовя устроить скандал, негромко цыкнул, максимально понизив голос:
- Молчать! Тебе надо, ты и покупай свечи. Что? Нет денег? Как же так?
Безруков и сам не знал, что на него напало, но ёрничал, наслаждаясь бессилием спутницы и словно избывая накопленную за долгий путь неприязнь к ней и Виктору.
- Вот незадача-то… Ни у тебя, ни у Яковенки денежек не оказалось. А почему у меня есть, не догадываешься? Вспомни-ка, что делали вы, когда я убирал и закапывал трупы с поля боя и с кораблика? Меня мародёром обзывали и собой гордились, чистоплюи… Молчишь? Вот и молчи.
Мальвина съёжилась в комочек, втянула голову в плечи и выслушивала отповедь. Наверное, ей никогда прежде не приходилось попадать в положение, когда нужные деньги оказывались в руках человека, которого она недавно усердно унижала. И за что унижала-то? Как раз за добывание презренного металла! Мишка убедился, что морально раздавил москвичку, но месть оказалась такой сладкой, что он продлил монолог:
- Умная такая, на чужом горбу ездить, ага! Это мои деньги, и я решаю, на что их тратить. Сегодня я вас угостил, оплатил проживание на неделю, а дальше, извините, наши пути врозь. Халява кончилась. Усекла? Вот и славно, - жёстко закончил Безруков, не обращая внимания на слёзы женщины.