После солнечной улицы просторное, квадратов двадцать, если не больше, помещение казалось тёмным. Два небольших квадрата за плотными шторами обозначали окна, однако света давали мало. Мебель, расставленную вдоль стен, как и что-то, развешенное по ним, Безруков заметил, но внимание его привлекла массивная кровать в центре комнаты. На горе подушек в неудобной полусидячей позе размещался нагой человек. Несомненный мужчина, потому что длинные волосы, конечно, чаще носят женщины, но вот борода – чёткий признак человеческого самца.
Крупное упитанное тело было прикрыто в районе живота белой тканью, на которой темнело пространное пятно. И пахло в комнате настолько характерно, что Безруков сразу понял – это кровь. Рефлекс врача сработал автоматически, Мишка шагнул было к кровати, даже руку поднял, чтобы отодвинуть женщину, которая склонилась над повязкой, но офицер ухватил его за плечо:
- Стой! – и почтительно обратился в сторону кровати. – Принце, извештаи надзорникот Данила Крута. Нашёл сем здравилка. Исцелитель… рече дека знаат како да шийят рани.
Женщина у кровати обернулась и прошипела:
- Не ни требаат измамници!
При этом она глянула на офицера мельком, а вот в лицо и глаза Мишку прямо-таки впилась выпученными, тёмными, не различишь где зрачок, глазищами. Его аж шатнуло, такой неприязнью пыхнуло от этой сухопарой, в длинном сером одеянии и таком же платке, старухи. Офицер замолчал, как поперхнулся. С кровати к молчащей троице обратился раненый бородач:
- Затвори е устата, Морена! – и такая в его шепчущем баритоне звякнула сталь, что женщина отступала от кровати. - Нека изгледа, одеднаш може да помогне, - приглашающе шевельнул ладонью раненый, с ощутимым сожалением закончив речь. - Прерано ми е да умрам...
- Гай, лекувай го принцот, - отпустил Мишкино плечо офицер и толкнул вперёд. - Кажи што ви треба, ке дадам.
Врач Безруков первым делом отодвинул портьеры или шторы, впустив в комнату настоящий свет. Затем приказал наточить и принести маленький нож, тёплой воды, мыла, полотенце, не заморачиваясь, понятны ли его приказания офицеру. Старухе, которая вернулась к постели, велел отойти, а сам осторожно приподнял пропитанную кровью тряпку с обширного живота пациента. Та оказалась присохшей. Пришлось смачивать её водой, ждать, когда струп размякнет, параллельно допрашивая злую лекарку. Та или, действительно, не понимала Мишку, или строила из себя дурочку, но постоянно переспрашивала, прежде чем ответить внятно:
- А? Ранети на ночта… Меч на стомакот. Кишки? Не разбирам. Внатреш… Внутренништи? А, утробата! Не, не продреа… Крово... потеря? Не разбирам. А, колку крв испадна? Многу, многумина.
Кое-как травматолог Безруков сумел выяснить, что рана нанесена мечом поперек живота сегодняшней ночью. Кровь останавливать никто не стал, просто перетянули раненого широкой тряпкой, то ли плащом, то ли накидкой самого бородача и руками несли до города. В себя этот здоровенный мужик пришёл часа два назад и потребовал доставить к себе всех, кто хоть немного понимает в лечении. Во время подготовки к осмотру он в разговор старухи и Мишки не вмешивался, но слушал внимательно. И смотрел, как Безруков тщательно вымыл руки под струёй горячей воды, как намочил в кипятке штук пять полотенец, как отжал каждое и аккуратно уложил на подтащенный ближе и обмытый стол.
- Сейчас будет немного больно, потерпите.
- Како? Ке боли, – тихонько прошипел бородач, когда отмоченная повязка оторвалась вместе со значительной частью струпа, отчего кровь стала заливать дно раны, - исплашени баба яйца!
Безруков оценил и шутку, и самообладание этого могучего, но слишком заросшего салом мужика, однако реагировать не стал. Его внимание занимала рана. Клинок распахал живот чуть выше пупка, прорезав кожу, подкожную клетчатку и прямые мышцы на всю глубину, однако чудом не зацепив брюшину. Когда Мишка промокнул полотенцем кровь, то с радостью увидел, как под полупрозрачной плёнкой сокращаются невредимые кишки!
- Надеюсь, перитонита не будет, - пробормотал он себе под нос.
- Што велиш, исцелител? Ке преживеам? – севшим от боли голосом спросил раненый.
Мишка отдавал себе отчёт, что рискует жизнью. Звание бородача, который лежал перед ним, звучало как «принц», а это равнялось русскому «князь». То есть смерть раненого после операции - означала и Мишкину смерть. Но оставлять рану открытой – значит, ещё вернее убить князя. Долго и подробно врач Безруков рассказывал о глубине раны, о тактике лечения таких травм, жаловался на отсутствие нужных инструментов, анестетиков, антибиотиков и прочих лекарств, пока тому не надоело: