- Не чекай, - хотел презрительно отмахнуться князь, но к его губам уже прижалась чашка с бульоном.
Данила, давно скинувший панцирь, сцапал Мишку за руки и вывел из комнаты:
- Нема да те пуштам, - рыкнул он, и пояснил. - Треба брзо да го подигне принцот. Той има работи – бездната.
Безруков дёрнулся, но офицер лишь сильнее сжал руку. Объяснить, что князя надо выхаживать долго, что против природы не попрёшь – Мишка не успел. Пожилой мужчина в пёстрых одеждах, с толстенной золотой цепью на шее и весь в перстнях – вошёл в прихожую и высокомерно посмотрел на испачканного кровью Безрукова:
- Кой си ти, роб?
- В смысле? – не понял усталый врач. - Вы о чём?
Данила шепнул:
- Бойарин прашува кого му припага?
- Откуда я? Из России, а если точнее, то из Сибири.
- Кой е вашиот господар, сопственик, - настойчивее спросил перстненосец. - На кого припагате?
- Вы охренели совсем, я смотрю, - понял вопрос Мишка и возмутился. – Нет у меня господина, я сам себе собственник, понятно? Я не раб, не холоп, а сам себе господин, доходит? Я из свободной страны, а не из вашей зажопии мухосранской!
Данила Крут резко отпустил руку Безрукова, отступил на шаг и уточнил, слегка побледнев:
- Од Сибир? Сами господине? Што е титулата?
Перстненосец построжел лицом, задал тот же вопрос иначе:
- Да, целосно се именува.
И только теперь Михаил Андреевич Безруков понял, какую яму вырыл себе. В сословной стране, куда он попал, которую возглавляет если не царь, то князь, как минимум, каждый человек должен иметь ярлык, этикетку, наклейку, согласно которой к нему и будут относиться. Вельможа ты, купец или крестьянин, батрак, подневольное существо. Как было в царской России до революции. Знать бы, кто эти два кренделя по чину или званию - и вообще, как у них тут аристократы значимостью меряются? Если сейчас сказать, что он, Мишка Безруков, простой горожанин, то его запросто обратят в раба, припишут к этому князю в хозяйство, и чёрта с два он отсюда вырвется.
- Кранты!
Граф Сибирский
Глава одиннадцатая
Благородный граф Сибирский
И тут Безруков вспомнил о паспорте. Тот всегда лежал в кармане джинсов, но не снаружи, а внутри, нашитом зеркально заднему правому. И не просто лежал, а был герметично запаян в пластик. На всякий случай, который единожды уже приключался с Мишкой бездокументным и очень подозрительным для патруля внутренних войск, которые в тот роковой день ловили беглых уголовников. Очень уж болезненным вышел суточный урок в клетке.
- Меня величают Михаил Андреевич Безруков, граф Сибирский. Я инкогнито путешествую по миру, но могу предъявить верительную грамоту вам. При условии, что вы о том никому не расскажете, - высоко задрав голову, попаданец изобразил высокомерие, надеясь, что верно скопировал его с перстненосца.
- Ветувам да молчам за тебе, - ударил себя в грудь Данила, глянув на величественно кивнувшего старика.
Мишка распустил ремень, расстегнул джинсы и выудил паспорт. В полумраке прихожей золотой двуглавый орёл на красной обложке, да ещё под прозрачным пластиком произвёл на офицера убойное впечатление. Данила стал по стойке смирно. Но старик с золотой цепью весом в килограмм лишь кивнул и продолжил смотреть на паспорт. Пришлось Безрукову одолжить офицерский нож, аккуратно распороть пластик по шву и вынуть документ. Получив паспорт в руки и раскрыв на странице с фотографией, перстненосец дышать перестал. Он пялился на цветное фото с молодым Мишкой, как на чудо. Вернув документ, дед поклонился:
- Драго ми е што те поздравувам, благородниот господар грофот Сибир!
- Давно бы так, а то сразу – на кого карлачишь, кто твой хозяин, - пробурчал Мишка, засовывая паспорт в пластик и жалея, что теперь уже не запаять оболочку, как было.
Это мимолётное сожаление отразилось на его лице, иначе с чего бы старикан – как его Данила Крут обозвал? Боярин? – посочувствовал. Сказал что-то длинное, звучное, по интонации похожее на благодарность и сочувствие. Да, точно. Сочувствие и оправдание, как это звучит у прохожего, когда тот случайно на ногу наступит или замечется перед тобой зеркально, намереваясь всего-то уступить дорогу, из чистой вежливости. Мишка тоже в таких случаях ощущал неловкость и лёгкий стыд. Ничего не поняв, «граф Безруков», однако, решил спесивость не проявлять. Боярин и граф, они оба аристократы, так? На одном уровне? И чваниться Мишке не резон.
Он и поступил, как равный с равным – согнул шею в намёке на поклон, кивнул, собственно. А затем протянул руку старому боярину: