Опять спасибо богам или богу, если он есть. Начальник местной стражи, Данила Крут, взял и признал графа Сибирского неповинным. Плевать, что его спутников, особенно, Виктора - зачислили в шпионы. Так ведь нервотрёпка и после этого не прекратилась! Мальвина оскорбила Мишку подозрением в поклёпе на арестованного и посаженного в тюрьму Яковенко.
Дура московская!
А в завершение непомерно длинного дня на Безрукова с кулаками и ножом напал здоровенный мужик. Дескать, конь под Мишкой раньше принадлежал сыну. Ну, пусть даже так. Разве можно делать из этого вывод, что именно Михаил Безруков отнял коня у сына, и того сына при этом убил?
Короче, денёк вчерашний выдался очень напряжённым. Устал травматолог Безруков зверски, да ещё и ногу повредил. Так она опухла, что опереться даже на пятку больно было. Естественно, ботфорт снять пришлось и на здоровой прыгать.
Пока такие воспоминания прокручивались в памяти Безрукова, стук в дверь повторился. Настойчивее, громче. Под сопровождение мальчишеского голоска:
- Уважаемый граф, вас спрашивает стражник.
- Кто?
- Десятник Фрума! – рявкнул за дверью мужской голос. - Послан Данилой! Князь изволил проснуться и зовёт к себе!
- Понял, собираюсь! – подскочил Михаил Андреевич Безруков.
И засуетился. Похоже, местная атмосфера повлияла, пропитала его духом феодального общества. Никак не ожидал Мишка от себя такого чинопочитания и угодничества. Мигом облачился в штаны и рубаху, обул здоровую ногу, нахлобучил шляпу и выскочил в коридор. Опомнился он лишь на лестнице, когда неудачный соскок с последней ступеньки причинил дополнительную боль поломанной стопе. Зацепил-таки пальцем из-за слишком широкого проступенка!
Шипя от злости на себя, дурака, Мишка сел на ближайшую лавку и попытался убаюкать стопу. Стражник Фрума, видя такое дело, развил бурную деятельность, превратившись из курьера в настоящего менеджера по ускоренной доставке пострадавшего в нужное место.
Не только персонал корчмы, но и сам Владан Матица стремительными тенями замелькали вокруг, едва Фрума принялся командовать. Мишку посадили на лавку, принесли воду для умывания, рушник для утирания морды и рук, мелко нарезанное мясо, два салата и – как без него? – пиво. Слушая рёв Фрумы во дворе, граф Сибирский наскоро перекусил, в три приёма опустошил кружку.
Очень вовремя. Вышибала бережно поднял Мишку на руки, вынес и усадил в бричку - или как она называется? – короче, в двухместную коляску без крыши. Тряская и не слишком удобная, та довезла графа Сибирского к месту назначения. Из брички его вынули стражники, на руках внесли в знакомую по вчерашнему дню прихожую.
- Доброе утро, граф, - поприветствовал Мишку помятый с похмелья Данила Крут.
- Привет, - поймав и держа баланс, как оловянный солдатик Андерсена, Безруков подал офицеру руку.
С некоторым удивлением пожав её, Данила Крут скептически поморщился:
- Хромаешь. Это не дело, так перед князем скакать!
- Костыль, - со знанием дела высказался травматолог. – Только я сам его сделать не смогу. Столяр нужен, краснодеревщик.
Данила таких профессий не знал. Или назывались они в Рашке иначе. Но простейшую подпорку, чтобы разветвление пришлось в подмышку, а отдельный сучок – в ладошку, начальник стражи видывал не раз, как выяснилось. Десятник Фрума – тоже, он и отправился на создание такого костыля.
Где его подчинённые срубили подходящий стволик, Мишка не понял. Явно не во дворе и не в садике поблизости, но костыль доставали быстро, в пять минут. Сырой, тяжёлый, однако достаточно прочный, чтобы не гнуться под весом Безрукова. Фрума примерил подпорку по высоте, двумя ударами отсёк лишнее, закруглил пяту и окоротил сучок для ладони:
- Годится, господин граф?
- Отлично! Спасибо, - и Мишка повернулся к Даниле Круту. – Идём к князю?
В горнице, где вчера травматолог Безруков корпел над обширной раной, опять царил полумрак. Та же вредная старуха в серой балахонистой одежде стояла у кровати, где полусидел бородатый пациент.
Что удивительно, он работал! В мире, который Мишка покинул недавно, такое поведение раненого, а уж послеоперационного больного – и подавно! – расценивалось как подвиг. Этот же полный мужик что-то писал на доске, которая ребром опиралась ему на грудь. Стол, стоящий рядом с кроватью, был завален другими бумагами. Вне всякого сомнения, князь всерьёз работал. Безруков его зауважал ещё сильнее, чем вчера, когда тот перетерпел нешуточную боль при ушивании, всего раз потеряв сознание.