- Ура! Ты волшебник, Любамир! Тебя мне боги послали, не иначе!
Даже не поняв многое из объяснений, Безруков уяснил главное. Его невольник, так некстати навязанный князем для казни, оказался рукодельником. Этаким гибридом столяра, резчика по дереву и слесарем-механиком. Может, и миникузнецом, ну, которые отковывают маленькие, ювелирного размера детальки.
На столе, занимая почти весь квадратный метр столешницы, лежали разнообразные орудия труда – буравчики, перовые свёрла, пробойники, пилки и пилы разной зубастости, напильники, даже наполовину деревянные тиски! Что уж говорить про ножи, очень похожие на сапожные, с короткими косыми лезвиями, щипцы и клещи, а также совершенно незнакомые по внешнему виду орудия ручного труда.
Любамиру восторг хозяина понравился. Но поулыбавшись, старый воин вернулся к практическим делам:
- Так куда мне?
И граф Сибирский увял. Вдвоём в его клетушке? И без того едва не наживший клаустрофобию Мишка с ужасом представил, как они с квадратным Любамиром протискиваются, сталкиваются, мешают друг другу и в итоге дозревают до взаимной ненависти. А снять для раба отдельную комнату? В дополнение к Мальвининой? Никакого бабла не хватит.
- Так дело не пойдёт, - решил травматолог Безруков, и разрешил временно оставить всё у него.
Туго забинтовав стопу прихваченным с княжеского перевязочного стола бинтом – Морена в тот момент удачно отвернулась – Мишка попрыгал вниз. Там дождался оседланных коней, с чем Любамир справился ожидаемо быстро, воин же! И в его сопровождении потрюхал разыскивать князя.
Если не князя, то старика-перстненосца. На крайняк, офицера Данилу Крута. Любого из тех, кто мог принять решение и расшить возникшую проблему.
Травматолог Безруков намеревался истребовать служебные апартаменты. Или помещение под медицинское училище, которое восхотел создать князь Джуран Воиславич. Да, именно так! Не будет же он за свой счет это делать?
Из своего недолгого опыта проживания у Владана Матицы господин граф Сибирский вынес твёрдое убеждение, что столоваться, снимать комнату в гостинице и держать там коней – охренительно дорого. Выражаясь канцелярским языком – разорительно, невыгодно, нерационально.
Аренда усадьбы, со слов того же Владана – для Мишки с рабом и служанкой - обойдется дешевле в семь раз, если брать посуточно. А ведь учащихся тоже можно разместить там. Выделить пару комнат. Или построить барак, вроде солдатской казармы. Общагу, короче, создать. Тогда вообще сплошная экономия получится!
**
Так травматолог Безруков и заявил Даниле Круту, мотивируя желание немедленно найти просвет в распорядке дня уважаемого генерала, Джурана Воиславича. Офицер похмыкал, почесал затылок, потом выгнал писаря и наедине пояснил графу:
- Ты зря так торопишься. Видишь ли, князь наш человек увлекающийся. Сегодня он тобой доволен, а завтра, когда рана на животе заживёт, может быть всяко. Здоровый ведь думает о другом, не как раненый… Понимаешь?
- Понимаю, - согласился Безруков с офицерской логикой, но оспорил допущение об узости Джурановых взглядов. - А разве он против скорейшего выздоровление своих воинов? Война же завтра не кончится, раненые будут постоянно, а лекари, которых я обучу, многих вернут в строй. Я, чтобы ты знал, военно-полевую хирургию на практике изучал, в реальной войне, не чета вашим стычкам!
Убедил Миша офицера или тот не захотел тратить время на пустопорожние уговоры, или не по чину Даниле долго лялякать с нездешним графом, но сходил он наверх. Минут через пять вернулся красный на морду, но довольный:
- Князю сегодня не до тебя, а Тверин Сараич тебя примет. Он в курсе, но пока занят, велел обождать. Вино будешь?
- Нафиг, - твёрдо заявил себя абстинентом Мишка. – Ты мне расскажи, как у вас в армии лечебное дело поставлено.
Данила рассказал. Никто и никак лечением раненых, тем более заболевших до битвы, по пути там, или в месте квартирования войск – не занимался. Перевязки накладывали сами бойцы. На себя или на раненого коллегу, как оно складывалось по ситуации. Более продвинутыми лекарями подвизались маркитаны и маркитантки, если использовать известное слово. Данила обозвал их общо: «Обозный люд». И всё. Хирургия, тем более, военно-полевая, отсутствовала.
В городах цирюльники что-то там отрезали, зашивали, пускали кровь и занимались ненаучной хренью, а лекарственное дело находилось в руках знахарей-травников и травниц.