Вот отчего Мишка Безруков, говоря пацанским языком, зассал. Испугался до расслабления мочевого пузыря, до паралича тела. Может, он штаны и замочил, да не почуял, ибо не до того ему было. Мишка впитывал в себя ожесточение схватки, звон стали, хрипы, стоны, рычание, крики. То, чего ему ни разу в жизни не досталось. То, отчего вывихиваются души «афганцев», «чеченцев» и прочих солдат, выживших в реальных войнах.
Боя, когда стенка на стенку, как такового, не осталось. Противники бились в трёх местах. Разношёрстно одетых - было больше. Они окружили латников и активно молотили по их броне саблями или мечами, со скрежетом и лязганьем. Тех, бронированных, оставалось, суммарно, человек десять. Зато они умело держались спина к спине. Насколько Мишка видел, латники отмахивались саблями. Две кучки латных бойцов постепенно истаяли, как кусок сахара в кипятке, а единственный выживший «броненосец» прибился к основной группе. Образовался круг внутри круга. Небронированные налетали на пятёрку солдат вразнобой, остервенело, по два или три на одного, отчего гибли чаще, но помалу выбивали воинов.
Когда крупный латник остался один против троих, Мишка мысленно списал его. Но тут подоспел бывший охранник, приземистый. Он удачно ткнул в спину одного, другого врага, а третий успел ткнуть соперника между ног, получив ответку по непокрытой голове. Тут всем конец и пришёл. Как-то быстро попадали они, и латник, и разномастно одетые противники. Среди горизонтальных трупов торчал перпендикуляр едва не опоздавшего к победе невысокого воина с копьём. Он огляделся, что-то крикнул. Помолчал, снова крикнул. Наверное, спрашивал, кто ещё остался в живых.
Не дождался, пошёл спиралью по полю боя, от души тыкая копьём в тела. Затаившийся было недобиток взвыл, взмахнул руками, дрыгнул ногой. Чуть дальше вопль повторился. Приземистый панцирник успокоился, стал приседать, осматривать своих, держа копьё под рукой. Потом ему надоело таскать длинную тяжёлую палку. Не заморачиваясь, победитель воткнул железяку в землю, вооружился свинорезом. Осмотрев поле боя на поляне, он взошёл на судно, раза четыре присел там, видимо, у тел своих товарищей. Похоже, прикончил нескольких врагов, иначе зачем бы ему замахиваться?
Когда этот «последний герой» сошёл на берег, то стал суетливо копаться в одеждах врагов. Мишка не сразу догадался, что процесс называется сбором трофеев. Лишь разглядев какие-то шмотки, похожие на пояса или кисеты, врач Безруков понял – победитель торопится прибрать самое ценное имущество, пока его не собрали другие.
Какие другие? Откуда?
Мысль встревожила Мишку. Первоначальный шок от попаданства пропал, вытесненный другим шоком, от массового смертоубийства. Безруков почти не сомневался – это не родная Земля, не Россия. И вовсе не кино тут снимали. Только что на берегу моря всерьёз воевали две группировки, одна в гражданской одежде, а вторая – в одинаковой броне. То есть, регулярное войско, армия, билась против бунтовщиков, мятежников или организованной банды, вроде пиратов.
И когда «другие», то есть солдаты, которых так торопится опередить приземистый латник, придут, то не преминут прочесать лес. Верно? Верно. Обнаружат попаданцев. А как поступают со шпионами, одетыми странно и несущими бред? Хорошо если поколотят и арестуют. А если повесят, как у них принято по законам военного времени?
Исповедуя истину: «Бережёного бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт», Безруков долго разглядывал марево горизонта. Нет. Подмога или смена латнику если и грозила, то с другого направления. С моря. Однако и там горизонт выглядел пустынным.
Победитель, похоже, тоже сообразил - незачем пороть горячку. Он замедлился, снял с головы железный горшок, запустил руку куда-то под мышку, потом сменил руку, зеркально покопался в недрах кирасы, и рывком сбросил её с плеч. После чего стал тощим мужичком, чью принадлежность к воинскому сословию подтверждал лишь клинок на поясе.
А дальше случилось такое, что даже в кино не происходит. Натуральная бредятина. Или, как его, абсурдизм? То, до чего никакой писатель не додумается. Жаль, что Артём уже не расскажет, кой хрен вынес его из леса в этот момент.
Безруков, хоть и превосходил ростом и силой того разоблачившегося латника, как минимум, раза в полтора, но из куста вылезать не спешил. Артём же, натурально, столичный ботан - парнишка, соплёй перешибить как нечего делать – вышел из жидкого лесочка. И направился к победителю, громко декламируя чушь: