А тут с двух сторон из лежачей засады поднимутся дружинники. Все бронные, с мечами, саблями, копьями и щитами. Ну, и что останется от краснокожих дикарей, вооруженных дротиками и дубинами? Лоскутки, конечно. Порвут славяне врага, как Тузик грелку. Нашинкуют.
Куда побегут остатки разбитого краснокожего воинства? Назад, точно в руки пехоты. На копья. И там все погибнут. А практически невредимое войско Джурана Воиславича допросит пленных и выведает дорогу к главному городу индейцев. Останется лишь неспешным шагом дойти туда, захватить храм, жрецов, вождя, отнять у тех золото вместе с властью. Будут сопротивляться - потеряют и жизнь.
Примерно так представлял себе план военной кампании старший лейтенант медицинской службы запаса Михаил Безруков. Наверное, реальная битва сложится иначе. Менее удачно, более кроваво, но завершится победой славянского оружия. Другого исхода быть не может. При столкновении двух цивилизаций побеждает более развитая.
Во всяком случае, атака на госпитальный шатер индейцам не нужна. Это надо насколько же отклониться в сторону - на целых триста шагов! - чтобы вместо обоза выйти на практически пустое место? Самый глупый противник так не ошибётся. Поэтому травматолог Безруков отверг опасения Любамира. И спокойно уснул в шатре.
Снилась ему, естественно, Милица. За короткое время их супружеской близости Мишка проверил интеллектуальные способности девушки. Ей не хватало базовых знаний, но сообразительности было не занимать. А любознательность, когда она поверила в своё замужество, просто зашкалила. Милица не распрашивала, а допрашивала супруга с дотошностью опытного следователя. Её интересовало всё.
И супружеские отношения - тоже. Она осваивала Мишкино тело, как автомобилист - новую марку машины. Безруков порой даже стеснялся простоты нравов, хотя уж его-то, циничного врача, магистра студенческого кобелирования - и смутить? Очень постараться надо. А вот молодой супруге это удавалось пару раз.
Кратковременная ночная мгла уступила место робкому рассвету. Наскоро перекусив, Мишка велел Любамиру, Милану и Варгасу рассредоточиться, взять тропки под наблюдение. От дружинников прибежал Гудила, лучший "портной" среди фельшеров. Передал приказ младшего воеводы десятку, которых охранял графа Сибирского. Те убежали рысцой, радуясь предстоящей схватке.
Млада развела небольшой костер, вскипятила котел со стерилизатором.
Солнце лениво выползло из леса, принялось сгонять росу с травы. В стороне обоза раздался вой. Травматолог Безруков вздрогнул, проверил застёжку пояса, легкость хода сабли в ножнах. Хлопнул себя по голени - нож на месте. Оглянулся на щит - тут он, стоит, опираясь на стойку шатра. Где охранники? Ага, Любамир уже идёт сюда. Варгас машет рукой Милану. Все в сборе.
- Ну, сейчас пойдут первые раненые, - Мишка подбодрил Гудилу, крикнул Младе, - вынимай стерилизатор, неси сюда!
И верно, два окровавленных дружинника уже волокли на сложенных руках третьего, окольчуженный рукав которого пробило короткое индейское копьё. Жуткий вой краснокожих смешался с не менее жутким рёвом славян:
- А-а-а-а..., - который, вероятно, должен был означать клич "ура".
Выдернув копьё и сняв с обеспамятевшего воина кольчугу, травматолог Безруков отхватил горячим ещё скальпелем лохмотья кожи. Млада подала открытую глиняную бутылку Гудиле.
- Лей! - рявкнул Мишка.
Фельдшер дрожащей рукой ополоснул зияющую рану.
- Иглу! Нить! Держи плечо!
Три шва легли на вход, три на выход.
- Бинтуй!
Руки Гудилы уже не тряслись. Любамир и Милан сняли перевязанного воина со стола, отнесли и уложили снаружи шатра. Безруков осмотрел рану следующего - волнистый разрез.
- Чем тебя?
- Меч у него был, деревянный. Твердый до чего, я рубанул, а от него только щепочка отлетела. Вот им он и чиркнул, пока я руку ему отсекал.
- Гудила! Промой, прочисть, швы и бинт. Я того обихожу.
Ещё два бойца пришли своими ногами, пожаловались, садясь:
- Ох, много их... Как мух на гнилом стерве - тьма! Мелкие, а злые, по своим трупам лезут и лезут...
Краем уха слушая рассказы очевидцев непрекращающегося боя, врач Безруков вспомнил вдруг своё нелепое появление в этом мире. Такой же крик, вой, стук оружия. И себя, перепуганного донельзя. И ничего, справился и со страхом и с врагами. Сейчас, в горячке врачебной работы, он ничего не боялся. Вернее, боялся не успеть.