- Виктория, проходите, - сухо позвала Ольга.
Женщина робко улыбнулась, зашла в кабинет и закрыла за собой дверь.
- Ольга Станиславовна, я так вам благодарна…
- Виктория, рано благодарите. Эксперты подтвердили версию следствия – Антон совершил самоубийство.
Вот так просто. Три слова. Вряд ли бы кто-то понял по лицу Ольги, какая буря была у нее внутри. Она всегда сохраняла лицо, но ее душа болела. Болела уже несколько лет, ведь именно к ней обращались мамы детей-наркоманов, мамы изнасилованных мальчиков и девочек, мамы украденных младенцев, мамы убитых по ошибке медперсонала детей. А к кому еще? Женщина-депутат имеет сердце в отличие от ее коллег мужчин. Так думал каждый, пока не сталкивался с ее сдержанным лицом. Сколько людей вышло из этого кабинета в истерике или со слезами? А сколько раз сама Ольга запиралась в своем кабинете и рыдала? Рыдала, что не смогли найти убийцу. Рыдала, что не может помочь другим мамам уберечь своих детей. Рыдала от того, что была бессильна, хотя остальные видели в ней сначала героя, а потом черствую стерву без души и сердца.
- Но… Ольга Станиславовна… он не мог…
Виктория стояла обездвижено. Последняя надежда умирала у нее на глазах.
- Виктория, сейчас следствие рассматривает еще одну версию – доведение до самоубийства. Но я вас прошу, не надейтесь…
- Что?? Не надеяться?? Вы меня просите не надеяться?? На что? На справедливость? Не надеяться, что в этой стране справедливость может восторжествовать??? Мой Антон не делал этого! Его убили! А вы покрываете убийц!
Женщина перешла на крик. Ольга невольно признала, что Виктория сильно отличается от других мам. Те уже бились бы в истерике, набросились бы на нее или упали без сознания. А Виктория держалась, хоть и повысила тон.
Ольга протянула стакан воды, но женщина отвернулась. Ее трясло от негодования, но разум подсказывал, что это не место для сцен.
- Виктория, я обещаю, что…
- Нет, молчите. Не надо обещать, ведь вы ничего не можете. Как и все мы, обычные люди. Мы ничего не можем. Но я не сдамся, я добьюсь, чтобы душа моего мальчика была спокойна.
С этими словами Виктория вышла. Тогда Ольга еще не знала, что измученная мать погибшего мальчика больше не придет.
Ольга села за свой стол, взяла телефон и набрала мужу.
- Дима, я так больше не могу, - прошептала она и почувствовала, как Дима напрягся. Он был ее опорой и поддержкой долгие годы, именно он помог ей с предвыборной кампанией, он убедил ее, что именно став депутатом, Ольга сможет помогать людям, а не в школе, преподавая математику.
- Вика приходила?
- Да… она… не могу даже смотреть на нее.
- Олечка, пожалуйста, возьми себя в руки. Ты же знаешь, что должна быть сильной и не принимать близко к сердце такие… моменты.
Оля знала. Когда она шла к своей цели, ей хотелось верить, что польза от ее работы будет громадной. На самом же деле, попав в мир власти, она поняла, что руки у нее связаны.
- Дима… он этого не делал, - еле слышно произнесла Ольга и нажала на «отбой».
Женщина откинулась в кресле и закрыла глаза. Мальчик действительно не делал этого. Предсмертная записка, напечатанная на компьютере, убедила ее в этом. Ни одной грамматической ошибки у троешника. Да, Word исправляет ошибки, но не пишет за человека. Несвойственный стиль письма, расставленные верно запятые, большой объем. Откуда у самоубийцы столько времени? Обычно они царапают пару слов на кусочке бумаги и выпрыгивают из окна 17 этажа. Нет, Антон этого не делал. И от этой мысли у Оли леденели руки. Значит, мальчика убили, а она должна согласиться с версией следствия и уговорить Вику смириться. Единственное, чем могла помочь Ольга, так настоять на версии о доведении до самоубийства, но и тут шансы были ничтожны.
Оля открыла нижний шкафчик стола, достала успокоительные таблетки и бутылку воды. Нужно протянуть до следующих выборов и снять свою кандидатуру. «Так и сделаю», - пыталась убедить саму себя женщина, уставшая жить чужим горем.
После рабочего дня Дима как обычно заехал за ней. Она молча села на пассажирское сидение рядом с водителем и пристегнулась.