21-я кавдивизия тогда только что прибыла на фронт, кажется, из Средне-Азиатского военного округа. Командовал ею полковник Я. К. Кулиев смуглый, с иссиня-черными глазами человек, очень подвижный и горячий. Он сразу заговорил о том, что его больше всего тревожило:
— Только бы из этого болота выбраться… На простор!.. А там уже ничего не страшно…
Обсудили план взаимодействия. Поставленная штабом фронта задача была слишком общей. Мы не имели Мясного представления о том, что за противник перед нами, какие силы он сосредоточил вдоль шоссейной дороги.
Произвели рекогносцировку местности. Выслали разведку.
Мало-помалу обстановка стала проясняться. На нашем направлении у противника не было сплошного фронта. Укрепить по-настоящему занимаемые позиции он еще не успел, да, видимо, и не собирался делать этого. Его заботы всецело были сосредоточены на быстрейшем продвижении к Рославлю.
Осуществить в таких условиях прорыв было не так уж трудно. Требовалось только сосредоточить огонь артиллерии на заранее определенных рубежах по единому плану.
На всю подготовку к намеченному наступлению ушло полдня. Мы за это время подружились с кавалеристами. Они оказались хорошими товарищами. И не только когда все обстояло благополучно, но и в трудные моменты боя. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю лихих бойцов и их командира полковника Я. К. Кулиева, погибшего геройской смертью в дни Сталинградской битвы.
…Перед окончанием нашей совместной подготовительной работы к наступлению на мой командный пункт прибыл командир корпуса. Я знал тов. Магона раньше по совместной службе в Харьковском военном округе. Года три назад он был репрессирован по ложному обвинению в связях с врагами народа и лишь с началом войны снова оказался в рядах армии. Именно поэтому, несмотря на свою высокую должность, Магон еще не имел тогда генеральского звания. На петлицах его гимнастерки поблескивали скромные ромбики.
Спокойный и неразговорчивый, комдив Магон выслушал наши доклады, подумал, молча прикинул все по карте и утвердил предложенный нами план действий. Наносить удар по противнику мы должны были с утра.
Как сейчас, помню это раннее утро. Первые лучи яркого солнца едва прорезали предрассветную дымку, и тотчас заговорили наши минометы, пушки, гаубицы, поднялась в атаку пехота. Противник открыл ответный огонь, но было уже поздно: подразделения нашей дивизии вышли к шоссе. Фронт был прорван удивительно быстро, и комдив Магон тотчас же поднял конницу.
Со своего НП я невольно залюбовался, как стройными колоннами, словно на параде, по три в ряд, лихо гарцевали всадники, эскадрон за эскадроном. И тут же, мелькнула мысль: «Да, смело действуют, но слишком уж беспечно». Как бы в подтверждение этого из-за горизонта вынырнули «мессершмитты» и «юнкерсы». Их было много. Группа за группой заходили они на бреющем полете над походными колоннами кавалерийской дивизии. Загремели разрывы бомб, страшную трескотню подняли пулеметы, и ряды всадников смешались, эскадроны стали рассеиваться. Перепуганные лошади, потеряв всадников, носились вдоль шоссе, топча раненых. А вражеские самолеты все продолжали свои атаки.
Кавалерийская дивизия; не имевшая достаточных средств противовоздушной обороны и брошенная в прорыв без авиационного прикрытия, понесла большие потери. Причиной гибели многих ее бойцов и командиров была тогдашняя наша неопытность.
Сказалось и еще одно немаловажное обстоятельство: взаимодействовавшая с 13-й армией авиация была измотана в июльских боях, когда наша оборона проходила еще по левому берегу реки Сож. В то время авиационному соединению, базировавшемуся на Хотимский аэродром, пришлось работать с предельным напряжением. С его помощью 13-я армия не позволила Гудериану продолжать продвижение в направлении Рославля сразу же после захвата Кричева. Но силы этого соединения быстро таяли. Последний крупный налет нашей авиации на занятый фашистами Кричев был совершен 29 июля. При этом из И ходивших на задание самолетов 4 не вернулись. Это была расплата за нашу наивность, типичную для некоторых авиационных командиров в первые месяцы войны: прежде чем начать штурмовку вражеских позиций, советские летчики сбрасывали листовки, в которых предупреждали местное население о предстоящем налете и просили укрыться. Ясно, что такими предупреждениями пользовались и гитлеровцы. Они тоже шли в укрытия, но приводили в боевую готовность свою зенитную артиллерию. Внезапность удара с воздуха терялась, и авиация несла большой урон.