— Да нет, что вы!
— А то жена хотела ей запретить к вам бегать, так такой рев был. Она у нас плакса, к сожалению.
Я чувствовала, что дочку он любит страстно, но обращаться с ней не умеет. Я уже понимала, хотя всего третий год работала в школе, что быть настоящим отцом, матерью — это талант. И есть он не у каждого. Родители должны не только одевать, кормить ребенка, не только учить его, но и бережно лепить его душу, формировать его мировоззрение, воспитывать нравственные качества. День за днем наблюдать его рост, изменения физические и духовные. Все время направляя, помогая жить, без обид и оскорблений. А главное, не деспотично. Потому что родительский деспотизм чаще всего вызывает в детях и озлобление, и лживость, и пассивность.
Но многие родители, обеспечив своего ребенка материально, мало заботятся о его духовной пище. Один — не умея найти с ним общий язык, другой — из-за нехватки времени, третьи — теряясь перед детскими вопросами…
Ну вот как я могла помочь Кате и ее отцу понять друг Друга?
Рассказ Кати Змойро «В колхозе»
По дороге на вокзал мы ели мороженое, несмотря на холод. Прямо в трамвае. Сорока и Сенька очень быстро раздали нам пачки.
— Откуда у вас деньги на мороженое? — спросила Сова, наша классная руководительница.
— Да за трамвай! Что мы — рыжие, по билетам ездить!
Сова вдохнула воздух, чтоб начать ругаться, но Сенька ее успокоил:
— Да вы не волнуйтесь! Вас не высадят. На вас и девчонок я билеты взял.
Сова прошла вперед и демонстративно за всех заплатила, а мы ели мороженое и хихикали, хотя всем стало неловко. А в поезде она села у окна, делая вид, что к нам отношения не имеет. Уж очень мы галдели! Смешная она, никак с нами верного тона не найдет. То орет, то разводит нравоучения, а сама совсем молоденькая. Ее прозвище — моя работа. У нее огромный выпуклый лоб, круглые глаза и смешные уши, они приставлены к голове, как у птиц, выше обычного, а она их еще почему-то открывает…
Ребята мудрили с гитарой, начинали и не кончали песни, потому что играть умеет только Гриша, а ему лень, ему всегда лень, ему лень даже ходить, волочит ноги, как инвалид. Мы пели песни и Пахмутовой, и Визбора, пели Окуджаву, но не до конца, никто слов не знал. А жаль! Есть удивительно душевные туристские песни, так бы и шла под них по горам и долинам…
А когда приехали, нас встретил председатель колхоза «Путь Ильича». Он был в светло-сером костюме, заправленном в сапоги, и в белой тюбетейке. Но когда я поближе подошла, увидела, что это вовсе не тюбетейка. Просто у него голова недавно выбрита, и лицо загорелое.
Председатель начал речь толкать, а Сенька, он ужасно нахальный, его перебил:
— А где мы тут жить будем? Здесь и дома порядочного нет?!
Сенька такой смуглый, что зимой в классе кажется негром, и у него много блатных ухваток. Он это объясняет тем, что живет в таком доме, где все ребята «оторви да брось».
Председатель внимательно его рассмотрел, а потом сказал:
— Все будут в этой школе жить, а тебе я могу свой кабинет дать, перину из дома притащу, авось угожу…
Сенька вдвинулся в нашу толпу, а председатель снова заговорил:
— А вообще, смотрите — дурака валять не дам! Народ вы взрослый, чтобы нормы выполняли!
Потом он поместил нас в школе возле старой заколоченной церкви. Чуть согревшись, мы стали приводить свое жилье в человеческий вид. Полы вымыли. На стенах развесили охапки полыни. Их притащил Гриша, доказывал, что она от блох и насекомых всяких помогает. Может, и врет, но пахнуть стало хорошо. Мешки мы набили сеном. Быстро стемнело я меня «завели» вместо репродуктора. Я умею детективы рассказывать.
Неожиданно я вдруг сблизилась с Татой. В школе я ее не очень любила, она мне казалась зубрилой и «первой ученицей». Трудно поверить, что такая красивая девочка может еще быть и не дурой. Мама как-то доказывала, что природа соблюдает равновесие, и очень красивые люди обязательно глупы.
Выяснилось, что Татка давно влюблена в моего Сороку. Она сказала, что у него редкой красоты глаза, как у олененка.
А мы с ним с пятого класса дружим. Он тихий, молчаливый. И великолепно разбирается в технике. У нас дома он починил приемник, подарил мне самодельный проигрыватель и — вечно меня фотографирует в самые неподходящие моменты: когда я у доски плаваю или когда ем снег на улице…
Он очень здорово улыбается, до ушей. Я всегда знала, когда он в какую-нибудь девчонку влюблялся. Он первым делом со мной советовался. Ему нравились только те, по которым весь класс вздыхал. Но стоило девчонке ему улыбнуться, позвать в гости — Сорока сразу отчаливал. Мне он жаловался, что они дуры и с ними утомительно, как с его разговорчивой бабушкой. И вот Тата стала в колхозе просить, чтоб я с ним поговорила, раз он меня уважает, и сказала, что она хочет с ним дружить. Ну, я пообещала, мне не жалко… Ведь ко мне Сорока как к парню относился.