— Ну смотри, герой, — погрозил Сомов пальцем и уселся на подоконник.
Он заставил Кочеванова при себе поработать со скакалкой и придирчиво наблюдал за ним.
Кирилл, чуть склонив голову набок, прыгал то на одной, то на двух ногах через посвистывающий цветной шнурок. Потом такими же привычными движениями осыпал дробью ударов мечущуюся грушу. Сомов успокоился. Он лишь по тренерскому обычаю ворчливо пожурил ученика за легкомысленное поведение.
Днем Кирилл бегал на три километра, купался в реке, занимался на снарядах. Все это делал механически, по привычке, не ощущая возбуждения.
Вечером к нему зашел Валин. Толстяк был обижен на Большинцову.
— Скажи, Кирилл, — просил он, — имеет ли она право на презрение? Виноват ли я в том, что не прыгал сам и моя туша осталась целой?
— Она действительно была какая-то суровая, — усмехнулся Кирилл, вспомнив Ирину, сидевшую за рулем. — Не обращай внимания, парашют оправдывает все. Я готов еще раз рискнуть. Только переставь, пожалуйста, контролирующие нити.
— Контролирующие? — почти шепотом переспросил Валин, но тотчас же спохватился, боясь выказать главную цель прихода. «Значит, эта пустяковая деталь была виной всех мучений». Толстяку хотелось сейчас же бежать домой и заняться проверкой, но он сдержал себя.
Друзья, поговорив еще немного о разных разностях, распрощались.
Оставшись один, Кирилл силился вспомнить, как вела себя Ирина в воздухе, но, кроме развевающейся прядки волос и последнего слова «пора», память ничего больше не сохранила.
Он надел тренировочный костюм и отправился пешком на Острова. В парке, несмотря на белые ночи, почему-то меж деревьев горели фонари.
Кирилл в полную силу прошел шесть кругов по дальним дорожкам и, замедляя ход, выбежал к пруду.
У пруда играла музыка. На тихой глади плескались весла лодок и приглушенно смеялись девушки.
Кирилл прошелся по темной аллее, вглядываясь в смутные лица девушек и, ни на одном не остановившись, в каком-то непонятном для себя смятении вернулся домой.
Ирина, вскочив с постели, распахнула окно. Было еще очень рано, солнце едва поднялось над крышами.
Девушка не одеваясь убрала постель и, схватив полотенце, побежала мыться.
Из медного крана била необыкновенно шумная струя воды. Ирине захотелось, как в детстве, закрыть ладонью кран и пустить на себя тонкую струю воды. Холодные брызги, вырвавшиеся из-под ладони, обдали ее нею. Она взвизгнула и расхохоталась. Девушка плескалась так, что залила весь пол.
Одеваясь, Ирина взглянула на свои ноги и улыбнулась, — сегодня она нравилась самой себе. Парусиновые туфли были легки, белая юбка ловко облегала бедра.
«Не буду надевать берета», — решила Ирина и начала причесываться.
Все-таки что же случилось? Почему так хорошо? Вчера она обидела Валина. Этого не следовало делать. Нужно будет извиниться и провести сегодняшний день вместе. «А может, лучше без него? Нет, позвоню».
Телефон настойчиво будил Валина. Борису хотелось спать, и он, чтобы избавиться от резкого металлического звона, накрыл аппарат подушкой, но телефон не унимался. Валин свирепо схватил трубку:
—. Кто?
— Ой, какой хриплый и заспанный!
— А, это вы? — смягчил толстяк голос. — Понимаете, зверски хочу спать. Всю ночь провозился с парашютом.
— Опять?
— Опять! — уже окончательно проснувшись, радостно кричал в трубку Валин. — Теперь он будет работать как часы.
Девушку, по-видимому, это не обрадовало:
— Так вы, значит, спать хотите? Ну спите, спите. Прошу простить за беспокойство.
Трубка умолкла. Валин сокрушенно почесал грудь и снова улегся в постель. Но спать не пришлось — опять заверещал звонок.
— Это вы, Борисочка? — заговорила Зося Кальварская. — Мне не хочется идти одной на бокс. Заезжайте. Сегодня изумительная погода.
Борис потряс тяжелой головой, взлохматил волосы и начал одеваться.
«Странно, — думал Валин, — что с ними случилось? Первые звонят. А почему бы им и не позвонить?»