В Варшаву прибыли поздно вечером. Из автобуса видели только мигающие, пульсирующие и вращающиеся огни реклам, делающие все вокруг каким-то нереальным, призрачным.
Утром накрапывал дождь. Запыленные окна вагонов покрылись бисерными капельками, через которые трудно было что-нибудь разглядеть.
В Силезии выглянуло солнце, и боксеры увидели небольшие горы. Замелькали фабричные трубы, дома с черепичными крышами, платформы, груженные коксом и углем.
На границе Чехословакии советских спортсменов встретили бойкие корреспонденты пражских газет. Они сновали с блокнотами, щелкали лейками, совали лоскутки бумаги, упрашивая оставить на память автографы.
Сомову сообщили, что рабочие Праги готовятся к встрече.
Подъезжая к столице Чехословакии, дядя Володя собрал боксеров в своем купе:
— Товарищи, мы в буржуазной стране. Возможны провокации. Будьте спаяны и главное — спокойны, невозмутимы. Старайтесь не вмешиваться в дела чешских рабочих, даже если у них начнется потасовка с полицией.
Через полчаса замелькали городские строения, поезд подкатил под стеклянные своды вокзала. В окнах показались полицейские мундиры, рабочие блузы, дотертые пиджаки. Перрон был запружен народом.
Боксеры, взяв чемоданы, один за другим стали выходить. Их сразу заметили. Со всех сторон послышались крики:
— Ать жие Советский Сваз!
За цепью полицейских встречавшие махали руками и шапками. Полицейские с трудом сдерживали бушевавшую и волновавшуюся толпу.
Советские парни, став вплотную друг к другу, с любопытством озирались. Они не могли поверить, что столько народу пришло встретить их в буржуазной стране.
И вдруг вся толпа, прорвав цепи полицейских, двинулась к вагону. Спортсмены инстинктивно попятились, но уйти было некуда. Десятки рук подхватили их, подняли и понесли…
Боксеров не спускали на землю, им бросали цветы, на ходу жали руки, называли «содругами».
На привокзальной площади вновь гул приветствий встретил оглушенных, растроганно улыбавшихся советских парней. Загремел оркестр, в воздух полетели кепки, шляпы, фуражки. Боксеров донесли до автобуса и посадили среди цветов.
Автобус, окруженный толпой, едва двигался, — казалось, что его несут на плечах. Полицейские нервничали, теснили толпу на тротуары, старались как можно скорее препроводить советскую команду в гостиницу. Но все их старания ни к чему не приводили.
Группа велосипедистов, медленно ехавших впереди, не давала шоферу автобуса развить скорость.
Народ шумно следовал за боксерами до самой гостиницы. И в гостинице советским парням не было покоя, к ним то и дело прорывались журналисты, молодые рабочие, спортсмены и просто любители спорта.
Первое выступление состоялось в воскресенье на окраине города. Небольшой стадион рабочего клуба не мог вместить всех желавших попасть на матч. Зрители заполнили трибуны, толпились в проходах, устраивались на деревьях и на заборах.
Когда обе команды выстроились на ринге — сборная рабочих Праги против советских боксеров, — публика поднялась и устроила овацию.
После коротких приветствий и рукопожатий капитанов команд раздался гонг. На ринге остались «мухи» — боксеры наилегчайшего веса.
Это была бурная схватка, изобиловавшая частыми нападениями, нырками, уходами. Юноши — чех и русский, — действуя быстро и темпераментно, не уступали друг другу в ловкости.
Бой был равным, присудили ничью.
Потом дрались «петухи» — бойцы легчайшего веса, боксеры азартные и горячие.
На третьем раунде русский «петух» от какого-то неуловимого удара вдруг закачался. Чех захватил инициативу и выиграл схватку по очкам.
Это воодушевило пражскую команду. Новый боксер в весе «пера» с первой же секунды повел сокрушительную атаку. Увлеченный успехом товарища, он не рассчитал своих сил до конца и поэтому проиграл.
Команды имели по три очка. Публика была возбуждена. В выкриках чувствовался нарастающий азарт, желание, чтобы выиграли свои.
Ширвис воспринимал шумное поведение публики и хлопки как вызов. Его возмущала излишняя корректность товарищей на ринге, которые даже победителям горячо пожимали руки и держали себя так, словно рады были получать затрещины.
«Какой же это бокс — телячьи нежности. Боец не должен обниматься с противником. Кто бы он ни был. Подождите, я покажу, как надо вести себя на ринге. Крикуны быстро умолкнут».
Ширвис с нетерпением ждал своего выхода. Две следующие, одна за другой, победы товарищей еще больше раззадорили его.