Близкий друг! Да есть ли такие? Дружба, думал он, всегда связана с каким-то расчетом. А кто может ждать чего-нибудь путного от него? Разве только мать. Впрочем, существует еще Борис. Толстяк посочувствует. Но у него в советчицах Зося. От нее не жди добра.
И вдруг от Валина пришло письмо: приглашение на свадьбу. Ян возмутился: «Нашли время издеваться! Это, конечно, Зосины проделки, Борис на такое не способен».
Но когда Валин позвонил по телефону и рассказал о недавнем разговоре Кальварской с Гарибаном, Ян не захотел огорчать его.
— Ладно, шут с вами, — сказал он, — приду. — Но тут же предупредил: — Только подарков и льстивых речей от меня не ждите.
— Знаю, — смутился Валин. — Не злись. Вот, честное слово, сам понять не могу, почему именно меня она выбрала. И в счастье свое не верю, жду всяких неожиданностей.
— Да-а, нелегкая тебе предстоит жизнь, — посочувствовал Ян.
Свадьбу справляли в прохладный субботний день.
В крошечной валинской квартире собрались сослуживцы Бориса, пришли Зосины родные и Ирина с Кириллом. Последним явился Ян. Он был таким, словно только что оправился после тяжелой болезни: заметно осунулся и очень мало походил на прежнего развязного и громкоголосого парня. Остановясь нерешительно в прихожей, Ян поклонился всем и, не зная, куда деть принесенные цветы, спрятал их за спину.
Зося первой направилась к нему, ее глаза спрашивали: «Кем мы сегодня будем — врагами или друзьями?»— «Не знаю», — ответил его взгляд.
Ян отдал цветы и нашел в себе силы поздравить ее.
— Надеюсь, будете счастливы? — спросил он.
— Наверное, — ответила она негромко. — Мною выбрано лучшее из возможного. Во всяком случае — не огорчена, Я добилась своего. Ведь все люди эгоисты. Бывают лишь разные степени эгоизма.
— Так ли?
— Так, — заверила она. — Иначе я бы дождалась другого! Но сумел ли бы он сделать меня счастливой?
Она задала этот вопрос таким тоном, словно доверяла большую тайну. Зося, как хорошая актриса, умела взволнованно, вместе с тем сдержанно изображать сильные чувства.
«Ведь все еще можно поправить, — подумал Ян. — Нужны решительные шаги, иначе я потеряю ее навсегда». Но голос благоразумия подсказывал: «Не спеши, ты ведь знаешь, что существуют две Зоси: одна — веселая, остроумная, талантливая… какая может только пригрезиться, другая — расчетливая, фальшивая и недобрая. По отдельности они не существуют… Пусть это счастье достанется Борису». И Ян ответил:
— Нет, не сумел бы.
Раздавшийся звонок помог выйти из неловкого молчания. Появившийся рассыльный втащил большую корзину цветов. Зося прочла записку, под которой стояла подпись: «Гарибан», и, вспомнив недавний разговор с ним, сказала Яну:
— Да, я забыла передать. Евгений Рудольфович боится гласности. За удар он не будет привлекать к судебной ответственности. Это я точно выяснила.
— Спасибо.
Зося дала прочесть гарибановскую записку Борису. И тот сразу почему-то засуетился, захлопал в ладоши и начал приглашать всех к столу.
Яна он усадил рядом с какой-то полной блондинкой против Ирины и Кирилла.
— Как твои дела? — спросил Кирилл.
— Утряслись, — ответил Ян. — Начинаю жить заново. А у вас, кажется, близится такое же торжество?
— И мне казалось, да вот она возражает, — кивнув в сторону Ирины, сказал Кирилл. — Дружбу боится поломать.
— Ничего, уговоришь, — отшутилась летчица.
— Кстати, — вдруг вспомнил Кирилл. — У меня чудесная новость: Гарибан больше не будет шефом «Солопа». Снимают! Комитет запретил ему заниматься тренерской работой.
— Это очень хорошо, — сказала Ирина.
Борис, встав рядом с Зосей к столу, поднял руки:
— Товарищи, дорогие друзья мои! Сегодня совершилось невозможное — мы, я и Зося, записались в загсе. И стены не рухнули! По случаю этого невероятного события — прошу открыть шампанское!
Хлопнула одна бутылка, другая… Бокалы наполнились шипучим вином. Гости потянулись чокаться с молодыми.
Борис, пьяный от счастья, готов был обнять весь мир. А Зося вдруг сделалась грустной.
— Горько… Горько! — раздались голоса, требовавшие традиционного поцелуя.
Молодые торжественно обнялись.
Видя это, Ян нахмурился, залпом выпил шампанское и, поставив пустой бокал на стол, признался соседке:
— Очень горько, особенно мне.
Книга вторая
Летчики
Часть первая