— Клянусь четырьмястами двадцатью семью кольцами абсолютного всевластия! — ахнул принц Лоримель. — Что это за чудное виденье?
Гадж метнул угрюмый взгляд на дверной проём, где стояла высокая, стройная фигура, облитая кроваво-красным шёлком от плеч до пола. Разрезы по бокам шёлковой юбки доходили до самых бёдер. Талию чувственного платья тесно обнимал золотой пояс, усыпанный рубинами величиной с крысиный череп, а также несколькими настоящими крысиными черепами — на счастье. Блестящие аспидно-чёрные волосы закрывали половину прелестного лица с фиалковыми очами и падали на белоснежные плечи, — но там не останавливались, а дотекали до седалища столь чарующих изгибов и пропорций, что самых суровых мужчин прошибала слеза.
— Подберите нюни, м'лорд, — грубовато сказал Гадж. — То никто иной, а дочь лорда Белга, тако же прекрасная, как и злонравная, агась.
Чудное виденье в дверном проёме повернулось и обратилось к кому-то пока невидимому.
— Это точно та самая темница? Здесь только какой-то мужик и его на редкость безобразный пёс.
Принц Лоримель с Гаджем услышали громкий скрипучий голос знакомого тролля:
— Да, эт тот самый эльфийский прынц, не ошибётесь. Ежли его выволочь на свет, бут глядеться посвежее.
Тролль закатился смехом.
— Кто тебе разрешил смеяться?!
За дверью оглушительно хлопнуло. В темницу потёк едкий дым — дым от испепелённого тролля.
— Значит, это ты — эльфийский принц. — Изящная ножка в сандалии ступила на порог темницы. — Я — Беверель. Приятно познакомиться, хоть знакомство и будет недолгим.
Из полных красных губ вырвался сочащийся злорадством и бездонной жестокостью смех, и чадо тёмного властелина направилось к беспомощным пленникам.
— Ах, Беверель, если я обречён, пускай. — Принц Лоримель приподнял голову так, чтобы локон красиво упал на щеку. — Но поклянись, что душу из меня вырвет твоя нежная ручка, ибо она уже завладела моим сердцем.
— Буэ! — сказал Гадж, не выносящий искусственных сладостей.
— Мне кажется, твой пёс болен, — заметила Беверель.
— Это не мой пёс, — ответил принц Лоримель, метнув ледяной взгляд на спутника. — Мой пёс был бы породистее и полезнее. А это мой слуга, Гадж из Уиллоустоуна-Тикли. Если будет докучать, перережь ему глотку. Я слова поперёк не скажу.
— Пальцем не коснусь этого… этого… — Беверель отшатнулась. — Но всё же, если он будет так пялиться на меня, пока я с тобой говорю… Одно дело — перечислять жертвам, какие страшные пытки их ждут перед долгожданным и сладостным концом… перечислять наедине. Но на публике… Мне как-то не по себе. — Алебастровые щёки окрасил слабый румянец. — Я совсем чуточку, малюсенькую капелюшечку робею публичных выступлений.
— Радость моей души, меня страшит лишь одна пытка: больше тебя не увидеть. — Принц Лоримель распахнул лучистые голубые глаза во всю ширь, что выглядело потрясающе соблазнительно и вместе с тем придавало ему поразительное сходство с лемуром. — Прикажи одному из ваших слуг, пусть его прикончит.
Беверель сложила губы очаровательным бантиком.
— Если папенька узнает, что мне помогал слуга, позора не оберёшься. Он считает, во мне нет силы воли, одна мягкотелость.
— И он отчасти прав — на твоём теле множество восхитительно мягких мест, — вывел голосом принц Лоримель. — Но ведь слугу можно потом убить.
— Ну разве ты не душка? Но нет, папенька заметит. Он ведёт строгий учёт. — Лицо Беверель вдруг прояснилось. — Знаю! Есть же Ваг!
— Ваг? — эхом отозвался Гадж. — Штойта? Гнусный горький яд, коий вашенское злодейство заставит меня испить, ась?
— Про гнусность угадал. Ваг — моя сестра. — Беверель подняла для усиления изящную ручку и прокричала: — Эй, Ваг! Тащи свой жирный зад сюда, в темницу номер семнадцать!
Из коридора хлопнуло, и почти сразу вбежала низенькая, пухлая девушка с мышиного цвета волосами, кое-как заплетёнными в две косы. Её круглое невзрачное лицо было несчастно и перекошено отвращением. Она спустилась по лестнице.
— Беверель, бедный старый Тангил — твоих рук дело? От него осталась только лужа троллячьего жира, а ведь завтра он уходил на пенсию!
Беверель пожала плечами.
— Папеньке выйдет экономия.
— Да, но ключи тоже расплавились! Мы не сможем запирать и отпирать двери темницы. Папа расстроится.
— Заткнись, Ваг, — отмахнулась Беверель. — После того, как я, хе-хе, позабочусь о пленниках, запирать ничего и не потребуется. Муа-ха-ха!