Некоторое время Гай оставался неподвижным, затем подошел к окну и распахнул его. За окном ночь отбрасывала черные тени в серый мир; озеро казалось тихим и темным, точно покрытое черной простыней, а там, где лунный свет отражался от гряды низко лежащего тумана и блестел на воде, казалось, будто по озеру идет Белая Дама.
Гай вздрогнул. Кажется, это одна из героинь кельтского мифа пришла по морю к своему возлюбленному… Саре Каллауэй, конечно, лучше знать, потому что она спаслась от мучительного девичества, погрузившись в книги. А потом она спаслась во второй раз, обретя радость в коротком замужестве, радость, уничтоженную новой болью.
Внезапно Гаю захотелось стереть всю эту боль и вернуть девушку, о которой она как-то говорила, ту Сару, которая носила соломенные шляпки и наслаждалась беззаботными пикниками со своей кузиной.
«Пока град не уничтожил всю нашу веселость»… Гай быстро спустился по стене и прошелся по саду.
«Я рада, что смогла рассказать об этом кому-то…»
Кому-то! Она рассказала именно ему потому, что он для нее ничего не значит, и ей лишь представилось, что он настоящий джентльмен, надежный и честный, как тот, за кого она когда-то вышла замуж.
Сбросив на ходу одежду, Гай с разбегу погрузился в холодную освещенную луной воду и поплыл. Он плыл до тех пор, пока Белая Дама не исчезла в темноте.
Пять экипажей катили по аллеям, сверкая разноцветными зонтиками. Сидя в последнем с гувернанткой и детьми, Сара старалась не замечать Гая Деворана, который, как и большая часть мужчин, предпочел сопровождать экипажи верхом.
Гай Деворан мастерски правил своей чистокровной гнедой – гибкий, сдержанный, притягивающий женские взгляды как магнит. Леди Уайтли ехала рядом с ним на эффектной гнедой кобыле. Они разговаривали, и время от времени темная голова Гая слегка склонялась к ней. Дама почти все время смеялась, и ее белокурые локоны, спускаясь из-под элегантной шляпы с перьями, касались красивого личика.
Сара с трудом заставила себя отвести взгляд от всадников. Теперь ей было уже досадно, что она рассказала Гаю правду о Джоне. Даже Рейчел не поняла по-настоящему, почему она так неожиданно прервала свой траур и поступила на место школьной учительницы, а потом Мэнсарды умерли, и Рейчел тоже осталась в этом мире без всякой защиты.
Но разве мог племянник герцога понять затруднительное положение обнищавшей леди? И как нелепо, что она, посмотрев утром в зеркало, спросила себя, сможет ли он когда-нибудь найти ее привлекательной? Сара давно уже страдала из-за своей внешности, хотя по-прежнему мало заботилась о ней и слишком много времени проводила на солнце.
В итоге, поглубже заглянув в свое сердце, она и нашла там полное приятие такого положения вещей, хотя отзвуки боли по-прежнему сжимали ее сердце.
Барристоу-Мэнор располагалось в небольшой впадине между двух холмов; с одной стороны находились болота, с другой – море. Мистер Барри Норрис и его жена встретили гостей вином и печеньем, а затем все разбились на маленькие группы и отправились исследовать сад.
Сара, идя рядом с одной из девушек, пыталась объяснить ей структуру цветов с точки зрения ботаники, но Мэри Бленкинсоп, которую больше интересовал один из молодых людей, только хихикала в ответ.
– Вы находите, что делать все эти пояснения на самом деле совершенно уместно, миссис Каллауэй?
Сара подняла голову: миссис Барри Норрис уставилась на нее поверх кончика своего длинного носа.
– Смотрите, джентльмены пошли в теплицу, – объявила миссис Норрис. – Им требуется ваше мнение. Полагаю, что подобные занятия могут быть приемлемы для вдовы, но, разумеется, не для молодой девушки. Мисс Бленкинсоп останется со мной.
Сара улыбнулась, поблагодарила и поспешила прочь. Когда она вошла в теплицу для орхидей, там раздавался гулкий голос:
– Этот тип украл моего главного садовника, сэр!
– Неужели? – Гай Деворан прищурился.
– Просто сердце кровью обливается, сэр. С тех пор как этот человек ушел, проклятые растения умирают. Ах, вот и ваша маленькая ботаничка… Как вы думаете, дорогая, быть может, здесь недостаточно тепло для орхидей?
Сара остановилась в дверях, но мистер Норрис, подойдя ближе, схватил ее за руку.
– Взять хотя бы вот эту чертову штуку! – Он указал на густой комок коричневых корней в горшке. – Ни разу не цвела, а обошлась мне в целое состояние! Не знаете ли вы, сударыня, как заставить орхидею зацвести?
– Нет, сэр. – Сара скрыла усмешку. – Очень жаль, если у вас составилось неверное мнение обо мне.
– А я-то думал, вы разбираетесь в орхидеях, миссис Каллауэй. Как глупо с моей стороны!
– Я знаю орхидеи только по рисункам и из книг, сэр, но я сама не вырастила ни одной.
Несмотря на это признание, Барри Норрис потащил Сару в глубь теплицы.
– По крайней мере, скажите мне, сударыня, что выдумаете об этом. Единственная, которая цветет… – Он отвел в сторону зеленые стебли и указал на горсть мелких цветков: семь орхидей выбрались из тени множества заостренных копьевидных листьев, и их белоснежные лепестки раскрылись во всей красе. В сердцевине каждого цветка розово-румяные губы окружали маленький круглый шарик, похожий на золотистую жемчужину. – Моя жена находит эти цветы шокирующими, – с гоготом заметил Барри Норрис. – Они напоминают о том, о чем барышням думать не полагается.
Гай Деворан многозначительно кашлянул.
– Коварные это штуки – орхидеи.
Не зная, как ей реагировать на все это, Сара отошла, чтобы окинуть взглядом сад.
– Очень жаль, мистер Норрис, что вы потеряли вашего главного садовника, – вежливо сказала она. – Надеюсь, этот бедный человек не заболел?
– Да нет же – просто Мурфилд украл этого Крофта.
– Крофт? – Гай нахмурился. – Не тот ли это парень, которого Мурфилд нанял весной?
Барри Норрис бросил на Гая острый взгляд, словно под его грубоватым фасадом прятался набор бритв.
– Ну да, сэр. Парень соображает насчет цветов, а Мурфилду был нужен человек уже несколько лет; вот он и нанял его всего несколько дней назад после того, как этот малый в мае вернулся из Лондона.
Гай осторожно погладил кончиком пальца белые лепестки.
– Держу пари, что именно этот человек ударил кулаком моего слугу у «Лоддиджес».
– Очень может быть. – Норрис поджал губы, явно не собираясь продолжать.
– К нам только что пришел корабль с прекрасными орхидеями, – сказал Гай. – Кое-кто из нас разозлился, сэр, когда лучшую часть растений увели у нас из-под носа и отослали сюда, в Девон. Это отличные растения, так что, вероятно, мне следует познакомиться с вашим мистером Крофтом.
– Вы найдете его в Мурфилд-Холле, но если эти растения лучшие из тех, какие можно заиметь, значит, меня обманули.
– Возможно, другой девонский садовник увез главную добычу?
Норрис колебался.
– Черт меня побери, сэр, если вы не правы. Чтобы добыть действительно редкие орхидеи, вам стоит поговорить с Хауком, а не с Крофтом.
– С Хауком, сэр?
– С садовником Уиддона. Он ездил в Лондон в то же время, что и Крофт – за орхидеями, ясное дело, – и эти негодяи вернулись обратно вместе. Вот кто умеет выращивать орхидеи! – Норрис усмехнулся. – Леди в его теплицу лучше не приводить! – Хозяин теплицы дал знак, и миссис Норрис повела дам к дому. Позади них няня несла на руках золотоволосое дитя.
Норрис взглянул на младенца, и лицо его смягчилось.
– Это мой сын, – гордо сказал он. – Жутко умный паренек и никогда не плачет! Даже когда какой-то незнакомый человек напугал гувернантку в саду в прошлом месяце, он и то молчал.