— Чемпион! Первый в мире, второй по Сибири.
— Чемпион не чемпион, а такому, как ты, дам десять очков вперед! Хоть сейчас на Ангару!
— Что же, пошли! — Я наотмашь провел рукой по ершику Вовкиных рыжеватых волос.
Звонок прервал нашу ссору.
— Ты, Рубцов, трус. Хуже, всякой Малявки! — прокричал Вовка мне вслед.
Сидя за партой, Вовка петухом поглядывал по сторонам. В классе уже знали о нашем разговоре.
— Вовка Челюскинец! — потихоньку острила Чаркина.
По классу перекатывался чуть слышный смешок. А мне было не по себе. Разговор с Вовкой получился грубый, и я ему ничего не доказал.
— Ты возьми да и обставь его на лыжах, — успокаивал меня Игорь. — Организацию соревнований я беру на себя!
Глава вторая
«ДУЭЛЬ»
Своенравна Ангара. Февраль на дворе, по озерам и рекам, скованным льдом, тянутся вереницы обозов, снуют пешеходы, а Ангара по-прежнему озорует. Из голубой сделалась синей, окаймилась белоснежными заберегами, точно разоделась в меха, и мчится, спасаясь бегством от лютого мороза. А тот уже разозлился не на шутку: крепчает, стелет по реке седые туманы, хочет обманом взять. Зверем бросается река на бой с ледяными оковами, дыбится торосами, и, не смиренная, ощетинившись своим заледенелым хребтом, так и остается коротать остаток зимы…
Я стою на краю отвесного берега. Передо мной Ангара, по-зимнему молчаливая, в холодном блеске солнца. На всем пространстве реки, куда хватает глаз, торчат ледяные скалы — торосы. Присыпанные снегом, они издали напоминают густой лес, поваленный бурей.
Дует шквалистый ветерок. Время клонится к вечеру.
Лыжня, на которой я остановился, круто сбегает вниз, вьется меж торосов и, уткнувшись в дорогу, идущую поперек реки, теряется из виду. На дороге люди, автомашины, повозки. А дальше снова ледяные скалы, и лишь где-то вдалеке виднеется ровное снежное поле. Это остров, залитый водой в ледостав и покрытый снегом. Там происходят все городские лыжные гонки, там сегодня и наше состязание с Рябининым.
Оттолкнувшись палками, я покатил вниз. Ветер свистел в ушах, ноги не чувствовали опоры. Подскочив на трамплине, забыл вовремя нагнуться, но ничего, устоял…
— Молодчина! — донесся чей-то голос.
Неподалеку, среди торосов, я увидел знакомый зеленый шарф и красную шапочку.
— Ты здесь? — спросил я, подъехав к Тоне.
— Странный вопрос! — Она опустила глаза. — У вас же дуэль…
На раскрасневшихся щеках Тони появились слегка заметные ямочки. У нее была привычка смеяться как-то молча, про себя. Иногда в середине разговора ей точно залетала в рот смешинка. Она плотно сжимала губы, а на щеках у нее проступали ямочки.
— Дуэль, говорю назначена, — повторила Тоня, — между двумя юношами.
— Что же здесь смешного? Ну, поспорили. Ну, решил ему доказать. Соревнование, вот и все, — попытался объяснить я.
— Если бы просто соревнование, ребят пригласили бы!
Опершись на палки, Тоня с усмешкой смотрела на меня, а я уставился на ее косы — русые, тугие, не умещавшиеся под вязаной шапочкой и лежавшие на плечах. «Дернуть бы тебя за косы, чтобы не вредничала», — со злостью подумал я, но тут же про себя усмехнулся: — «Попробуй-ка!»
— Между прочим, — продолжала Тоня, — вы все так тонко обставили, что нигде, кроме городского базара, о вашей дуэли не знают. В классе даже объявление вывешено с приглашением.
— Мы не вывешивали!
— Ну, не знаю… Маклаков прямо чернилами на газете расписал. — Тоня оглянулась. — Так где же твои секунданты — могучий Филя и верный Игорь?
Я молчал. Действительно, все было известно.
— Игоря я понимаю, — все с той же усмешкой говорила она, — обидели его закадычного друга. А Филя? Такая ученая личность, и вдруг… секундант!
Я все молчал. Тоня взмахнула палками и покатила к острову. Отъехав немного, обернулась, помахала рукавичкой:
— По правде говоря, люблю дуэли!
Я долго не мог двинуться с места. «Смеется, а все же пришла… Почему я так глупо с ней разговаривал?»
Мимо меня, быстро перебирая палками, пролетел Вовка. За ним, смешно задрав хвосты и заливаясь лаем, бежали Шарик и Малявка.
«Челюскинец», — усмехнулся я и не спеша тронулся за Вовкой. Неподалеку от острова дорогу мне преградила длинная фигура в белых бурках, добротной шубе и каракулевой шапке. Это был Андрей Маклаков.
— Рубчик, наше вам-с! Где мордобой устраиваете? — Черноватое, с широкими скулами лицо Недоросля расплылось в улыбочке.
На острове возле тальника жгли костер Филя и Игорь. Здесь же, подбрасывая ветки в огонь, со скучающим видом грелась Тоня. Вовка с собаками устроился чуть подальше. «В самом деле, как на настоящей дуэли»…
Вдалеке, где кончалась ровная, засыпанная снегом площадка острова, виднелся красный флажок.
— Дотуда и бежать, — деловито объяснял Филя. — Ровно километр. А если трижды сбегать туда и обратно, будет и все шесть… Ясно?
На голове у Фили шапка-ушанка, на ногах сапоги, стеганая отцовская тужурка распахнута. Зато Вовка вырядился, как на парад: раздобыл где-то пьексы, белую вязаную шапочку и серый байковый костюм. «Конечно, так легче бежать», — мелькнуло у меня в голове.
— Начинает Рубцов! — негромко объявил Филя. — Давай, Лешка, засекаю!
Замелькали кустики, торосы… Лыжня была старая, хорошо укатанная, насаленные лыжи скользили легко. Правда, на лбу под шапкой и за воротником телогрейки становилось все горячее, и я с завистью вспоминал о Вовкином лыжном костюме.
Вот и красный флажок… Я обошел его по кругу и вскоре повстречался с бегущим навстречу Вовкой. За ним по пятам, высунув от усталости языки, мчались его дворняжки. Вовка отстал от меня метров на двести. «Это хорошо!» Я приналег на палки.
Вот Игорь, Филя, Тоня, Маклаков. Я мельком взглядываю на них. У Фили, как у всякого порядочного судьи, на лице полная беспристрастность; он глядит на часы с секундомером и кричит, что первый круг пройден. Игорь прыгает и машет руками: «Давай, давай, жми, Лешка!» В руке у него булка — успел проголодаться! У Тони сползла на лоб шапочка. Маклаков гогочет, корчит страшные рожи. Единственное мое желание — вперед и вперед!
Вовка снова повстречался, и, как показалось мне, раньше, чем следовало. Бежал он легко и уверенно. «Держись, Челюскинец!» — подумал я со злостью и рванулся сильней. Перед глазами чаще, чем прежде, замелькали кустики, деревца. Все быстрее, быстрее…
И вдруг словно кто-то кинулся мне под ноги, сшиб — и небо, и деревья, и тропинка куда-то скрылись, а я очутился в снегу. Правая лыжа стремглав мчалась вперед, и за ней с веселым лаем бежали повернувшие от своего хозяина Шарик и Малявка.
И вот я держу эту чертову лыжу в руках. Гнилого ремня не заметил!
Сойдя с лыжни, я растерянно смотрел на лопнувший ремень: ехать дальше — потерять время, возвратиться на старт — заранее признать себя побежденным. Перед глазами проплыло насмешливое лицо Тони…
Кое-как стянув шпагатом ремень, я пошел дальше, Снова показался красный флажок. Обернувшись, я увидел приближающегося ко мне Вовку и остановился в нерешительности. Челюскинец, пролетая мимо, бросил на ходу:
— Чего стоишь, Малявка?
И Вовкины псы, промчавшись вслед за хозяином, протявкали в мою сторону.
Меня словно кто подтолкнул. Не отдавая себе отчета, я побежал вперед, все больше отдаляясь от старта, от ребят: «Что случилось со мной, куда я бегу?» — эти вопросы смутно мелькнули в голове. «Дуэль», «секунданты». Жалкий хвастун! Но вернуться я теперь уже не мог.
Тропинка вилась Меж торосов, уводя все дальше, на левый берег реки. Вот и знакомый железнодорожный мост через балку. В этих местах мы не раз бывали с Игорем. Пройдя под мостом, я очутился у подножия высокой заснеженной горы. Не раздумывая, стал взбираться вверх. Обходя пни, кусты, вышел на вершину и остановился. Внизу, по насыпи вдоль берега, пролегал железнодорожный путь. Дальше открывала свою снежно-ледяную ширь река, по-зимнему белая и лишь ближе к берегам начинавшая буреть. Вдали, в мутной дымке уходящего дня, виднелся город. Высились трубы, чернели старые каменоломни.