Льются горькие женские слезы
Вперемежку с тоскливым дождём,
Не поведать ни рифмой, ни прозой,
Как мы стадом к вокзалу идём.
***
Дети, матери, жёны рыдают,
Свою злую судьбину коря,
Что поделаешь, нас отправляют
На три месяца в лагеря.
***
Здесь, к великому огорчению,
В потолок уже не поплевать,
Здесь другое у нас развлечение —
Сапогами асфальт трамбовать.
***
Ты штампуешь следы на плацу,
Выраженье придавши лицу,
И до носа приподнята грудь
С явным риском шею свернуть.
***
Услыхав зычный голос комбата,
Нет желанья ни пить, ни есть,
И охота до дома, до хаты,
Да с женою на печку залезть.
***
А когда, побывав в столовой,
Ты в казарме проводишь досуг,
Тут стоит перегар перловый
И отменный портяночный дух.
***
Ну, а если серьёзно, не нужно
Нас о чем-либо долго просить,
Если надо служить, мы послужим,
Мы в конце-то концов из ГИСИ.
***
Вроде бы конец достаточно патриотичный, но комбат этого не оценил, сорвал ватман, скрутил в рулон, придав ему вид орудийного ствола и… нет, выстрела, конечно, не последовало, но перед всем строем довёл до моего понимания, что армия – это не то, чтобы это, а так точно! Вычислить меня как автора даже ему было несложно. Просто строевая песня нашего взвода также была моим творением и, если все курсанты нашего призыва синхронно трамбовали плац под «Не плачь, девчонка» или «Идёт солдат по городу», то наш взвод делал это под залихватскую мелодию Bony M «Распутин». А слова там были примерно такие:
Если выйдешь рано на заре,
Ты увидишь, как на казарменном дворе
Взвод курсантов в кирзовых сапогах
По плацу стучит всем агрессорам на страх.
***
Но конечно, даже если наши «тридцать рыл на одно лицо» будут заниматься этим добросовестно, всё равно подобным стуком вероятного противника не запугаешь, да и формулировочка какая-то ироничная, диссидентством попахивает. Ну а это…
Ты, курсант, о доме не грусти,
Может, скоро нам в увольнение идти.
Дома ждёт любимая жена,
Ну, а здесь блюдёт нас товарищ старшина.
***
Поскольку в цензурные рамки это не совсем пролезало, то пришлось исправить на:
Ну, а здесь жену заменяет старшина.
***
Смысл несколько поменялся, а если вдуматься, так вообще на противоположный, зато цензуру прошло, и даже высокие чины не препятствовали нам горланить это на параде. Тем более, что завершалось всё глубоко-проникновенными для людей в погонах словами:
Ты – солдат страны своей родной,
Будь в строю всегда, в этом долг священный твой.
С честью службу Родине неси,
Чтобы все узнали курсантов из ГИСИ!
***
Был ещё элемент диссидентства в том, что маршировать под мелодии и ритмы зарубежной эстрады как-то не в духе Советской армии, но на это закрыли глаза, так как участники популярнейшей в то время группы Bony M сплошь чернокожие, а это ж, блин, интернационал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ну вот, пользуясь терминологией генерала Булдакова, «в сторону вильнуло».
Впрочем, такой литературный приём, как экскурс в прошлое, часто используется представителями эпистолярного жанра, к коим я, ввиду природной скромности, себя никак не причисляю.
Но вернусь к началу моего повествования.
В военкомат я прибыл своевременно, как и положено ревностному и исполнительному потенциальному защитнику Отечества. Коридор был небольшой, да и кабинетов немного, но каждый имел свою особенность – по тембру голосов властителей кабинетов несложно было определить их звание, соответственно количество звёзд и примерное расположение в военной иерархической структуре. Это подобно нотному стану, только наоборот, чем ниже звук, тем выше занимаемое положение. Мощность же голосовых аппаратов была примерно одинаковой, ибо главным отличием военных от гражданских является именно голос, точнее его сила. Нет, ну есть, конечно, ещё такая категория, как певцы там, певицы, но разве можно сравнить витиеватость какой-нибудь примадонны с рупороподобной зычностью и идеологической направленностью куда положено командирским изрыганием.