На другой день подкараулил Ленку, когда моя любовь шла в булочную. Якобы тоже за хлебом. Залюбовался. Под ярко-голубой, в цвет ее глаз, блузкой вырисовывались маленькие упругие грудки, ну прямо яблочки наливные, так и хочется в них впиться.
– Привет, Лен.
– Привет.
Стряхнул с ее блузки невидимую соринку.
– А что твоего друга не видно, поссорились, что ли?
Она отстранилась, насупилась.
– Тебе-то что?
– Я вроде его вчера видел с одной девахой. – Ленка замерла. Помолчал. – Может, в кино сходим? На американский…
Взял ее за руку. Ленка вырвалась и торопливо зашагала в сторону дома. Ладно, подождем еще...
Вечером постучался к ней. Она мгновенно отворила, словно под дверью караулила: улыбающаяся, красивая, нарядная. Глаза – как синий бархат, матовая кожа, малиновые губы, розовые щечки, золотистые шелковые локоны пружинками рассыпались по плечам. Какая же она красивая! В белом платье с розовыми розами - прямо принцесса из сказки! Но увидела меня, и вмиг погасла, открыла рот, как рыба, выброшенная на берег.
– Тебе чего?
– Котенка не надо?
– Ой, какой хорошенький!
Бережно взяла малыша. Вздохнула.
– Спасибо, Леша. Извини, пожалуйста, у меня дела.
И закрыла дверь. Пару дней спустя я снова явился к ней с букетом цветов, которые нарвал ночью на клумбе в сквере. И снова неудача.
– Извини, Леша, но ты для меня – только друг, понимаешь? Ну нет у меня к тебе чувств, вот не шелохнется ничего, понимаешь?
Одной из двух важных жизненных целей – любви Ленки – добиться пока не удалось. Но я не терял надежды. Потом у нее появился новый поклонник, который так же быстро исчез. Ленка ходила грустная, но по-прежнему не хотела со мной встречаться. Да что ж со мной не так-то, в конце концов?! Зато нудная толстуха Ирка, пухлая блондинка с коровьими глазами, внучка главной из наших дворовых сплетниц, Михайловны, была ко мне явно неравнодушна. Подкарауливала на каждом шагу, пыталась угостить конфеткой или пирожком... Даже ее бабка нахваливала мне ненаглядную внученьку, но я всегда отвечал, что недостоин такой хорошей девочки... Я никогда не слышал, чтобы Михайловна еще о ком-то отзывалась по-доброму, зато комментировала все и всех в негативном ключе типа "Драная кошка Петрова выбивает свои убогие половики".
Стал студентом филфака. Учиться было легко. Проучился уже два с половиной года. С личной жизнью тоже проблем не было: у меня завязался бурный роман с молодой преподавательницей. Надежде Владиславовне не было еще и тридцати, муж – кандидат наук, маленький ребенок. Я ей сразу очень понравился: она выделяла меня из всех, хвалила, ставила пятерки. Впрочем, она меня учила не только литературе. Я оценил Наденьку чуть позже и увлекся ею не на шутку. Маленькая, хрупкая, похожая на лисичку треугольным личиком, раскосыми глазами и огненно-рыжими волосами, она была словно ураган.
Уже поговаривали про ввод войск в Афганистан, но я-то учился на дневном! Сдав последний экзамен зимней сессии – «истмат» на «отлично», я – студент третьего курса, гордо шагал домой. И наткнулся на старых приятелей – Миху, Серого и Костяна. Они хором завыли:
– О, привет, Леха! Привет, братан! Какие люди без охраны! Может, того, за беленькой сгоняем?
– Не, пацаны, ниче не хочу, домой надо. С экзамена иду. Устал. Башка болит и денег нет.
У них тоже не было. Поэтому они просто пристроились и пошли рядом. Костян начал до меня докапываться.
– Ну и нахрена те эта учеба? Хошь училкой быть, штоль?
– Нет, журналистом.
– Брехуном-щелкопером?! Вот нахрена?!
– Мне нравится.
– А толку? Правду все равно писать нельзя! Никто не напечатает!
– Все меняется. Глядишь, станет так, что скажут: пиши, что хошь.
Костян замотал головой.
– Не, такого никогда не будет. Правда эта сраная никому нахрен не нужна. Те самому не понравится, если люди те в глаза будут говорить, че они о те думают. Представь се, что все в мире будут говорить правду. Приходит баба с работы домой довольная и такая: "А меня сегодня в обед начальник в кабинете отмацал, мне очень понравилось". Муж ее тут же прибьет, ясен пень. Пральна, пацаны?