Потом он предлагал разные варианты добычи денег на выпивку, но все они мне не нравились. Например, забраться в квартиру его полуслепой соседки через форточку и стащить что-нибудь ценное или ночью «грабануть» ларек. Я вертел головой: хоть бы знакомого увидеть и отделаться поскорее от компании. Но ничего подходящего в голову не приходило.
Когда я уже решил сослаться на срочную проблему с желудком и свалить, прямо перед нами притормозили новенькие синие «Жигули». Из них вывалилось четверо шумных, явно подвыпивших, полностью джинсовых мажоров, и направлялись они, конечно, в магазин за добавкой. Видимо, кто-то из них обмывает подарок "на днюху", скорее всего, совершеннолетие. Ничего себе, они же могут по пьяни задавить кого-нибудь! Меня, шедшего с краю, один - синеглазый, румяный, хорошенький, как ангел, нарочно сильно задел плечом. Я, человек благоразумный и не гордый, молча проглотил бы эту выходку: подумаешь, толчок в плечо! Но за мной шел Костян, который немного поотстал, чтобы прикурить, и потому мажоры вначале не обратили на него внимание, видимо, просто не поняли, что он с нами. Бывший зэк резко развернулся, догнал задиру и со всей силы толкнул в спину, так что тот впечатался лицом в асфальт.
Я хотел сбежать, но было поздно. Мажоры кинулись на нас. Правда, все они были дохляками, наподобие меня, поэтому Костян успел навешать всем четверым. Конечно, тяжких телесных ни у кого не было, но наглым мажорам досталось не слабо. Сломанный нос, подбитые глаза, синяки и ссадины, кто-то и пары зубов не досчитался. Нам, конечно, тоже перепало нехило.
Нормальные пацаны этим бы и ограничились. Но не эти. И бросив все дела, милиция разыскала нас. Надо же было такому случиться, что у задевшего меня парня, у которого нос хрустнул об асфальт, папаша оказался высокопоставленным чином милиции!
Костян уехал на милую его сердцу зону, Миха с Серым получили «условку», а меня исключили из университета. От уголовной статьи спасло лишь то, что мой отец был уважаемым человеком, передовым рабочим, награжденным медалями за доблестный труд, ну и отличная характеристика с учебы. Мама плакала, Наденька тоже. Толстуха Ирка призналась мне в любви. Да, сурово начался для меня тысяча девятьсот восьмидесятый. Страна готовилась к олимпиаде. А мне весной пришла повестка. Не помогли никакие ссылки на голоса в голове: видимо, таких «голосистых» развелось слишком много. Здравствуй, армия!
На родителей было страшно смотреть: они старались выглядеть бодро, но это плохо получалось. Наденька навзрыд плакала, прощаясь со мной. Ирка поклялась в верности, хотя ее и не просили. Ленку я просил подождать меня. Она не обещала, но согласилась изредка писать. Я попросил дворовых пацанов присмотреть за ней, чтобы «не шалавилась», и нещадно гонять всех кавалеров. Ребята «зуб дали», что так и будет. «Граница на замке, не скурвится».
Сначала меня отправили в Узбекистан. Я, конечно, понимал, чего ждать. Мне пришлось бегать с полной выкладкой по пустыням Средней Азии, где под ногами шныряли юркие эфы и пятнистые каракурты. Я, ботан, студент-отличник, ну никак не должен был попасть на боевые. Конечно, когда в военкоматах недобор, для выполнения плана гребут в армию всех подряд, чуть ли не даунов. Но чаще все-таки есть сортировочка.
И категория здоровья у меня была Б-4, а на боевые брали, в основном ребят, с категорией здоровья А, здоровяков наподобие моего друга Тараса Полищука: рост метр девяносто, вес – сто килограммов. Гребли в основном ПТУшников или деревенских ребят из многодетных семей, таких как Рахматулло, плохо говорящих по-русски. Меня, скорее всего, взяли бы в батальон связи, куда-то при штабе, даже в том же Афгане. Или строить в Подмосковье генеральские дачи, слышал, что уже начали этим заниматься. Ну или просто стройбат где-нибудь на БАМе или на целине. Ясно, что вместо стройбата или батальона связи меня постарался упечь в Афган отец побитого мажора.
Мои очки остались в учебке. Их разбил прапорщик Федорчук на второй день моего пребывания под его началом. Потому что любой прапорщик ну очень не любит «шибко умных» студентов, да еще и в очках. Если уж в очках – это стопудово гнилой интеллигент. Федорчук разговаривал матом, а если что, сразу пускал в ход кулаки. И вообще мне там пришлось бы очень худо, но спасло то, что ко мне почему-то проникся «бандеровец» Тарас, земляк прапорщика. Несмотря ни на что, тупой и злобный Федорчук за три месяца более-менее выучил всех, и после первого боя я вспоминал его с благодарностью.