Брейер глубоко вдохнул дым своей сигары. Лу Саломе заинтриговала его, он был увлечен трагической историей, рассказанной ею, но сомнения не отступали. Разумно ли было с его стороны ввязываться в это? В эти джунгли? Какие примитивные и мощные взаимоотношения: дьявольская троица, разрушенная дружба Ницше и Поля, тесная связь Ницше с сестрой. И злоба, царящая между ней и Лу Саломе. «Я должен приложить все усилия, — сказал он себе, — чтобы не оказаться на линии огня». Самую разрушительную силу, несомненно, несла в себе отчаянная любовь Ницше к Лу Саломе, теперь превратившаяся в ненависть. Но пути назад не было. Он связал себя обязательствами своим беспечным заявлением в Венеции: «Я никогда не отказываю больному в помощи».
Он повернулся к Лу Саломе: «Эти письма помогли мне понять вашу тревогу, фройлен Саломе. Я разделяю вашу обеспокоенность состоянием вашего друга: его непоколебимость внушает опасения, нельзя исключать вероятность самоубийства. Но ведь теперь вы вряд ли обладаете влиянием на профессора Ницше — как же вы сможете убедить его обратиться ко мне?»
«Вы правы, проблема именно в этом — я уже долго бьюсь над этим. Одно мое имя для него теперь — нож по сердцу, и мне придется действовать через посредников. Это, разумеется, значит, что он никогда, никогда не должен узнать о том, что я с вами встречалась. Вы ни в коем случае не должны рассказывать ему об этом! Но теперь я знаю, что вы хотите с ним встретиться…»
Она поставила чашку на стол и так пристально посмотрела на Брейера, что он был вынужден быстро ответить: «Разумеется, фройлен. Как я уже говорил вам в Венеции, я никогда не отказываю больному в помощи».
Эти слова заставили Лу Саломе расплыться в широкой улыбке. О, ей пришлось пережить больше, чем он думал.
«С этого заявления, доктор Брейер, я начинаю нашу кампанию, цель которой доставить Ницше в ваш кабинет так, чтобы он не мог заподозрить мое участие в этом. Он находится сейчас в таком бедственном положении, что, я уверена, все его друзья встревожены и будут только рады оказать содействие любому разумному плану оказания помощи. Завтра я возвращаюсь в Берлин и задержусь в Базеле, чтобы посвятить в наш план Франца Овербека, давнишнего друга Ницше. Ваша репутация прекрасного диагноста должна сыграть нам на руку. Я уверена, что профессор Овербек сможет убедить Ницше проконсультироваться с вами по поводу состояния своего здоровья. Если у меня все получится, я дам вам знать письмом».
Она торопливо убрала письма Ницше обратно в ридикюль, вскочила, подхватила свою длинную плиссированную юбку, лисий палантин с кушетки и протянула доктору Брейеру руку. «А теперь, мой дорогой доктор Брейер…»
Когда она накрыла его руку своей, сердце Брейера заколотилось. «Не будь старым идиотом», — сказал он себе, но позволил себе раствориться в тепле ее рук. Он хотел рассказать ей, какое удовольствие доставляли ему ее прикосновения. Возможно, она знала об этом, так как она не отпускала его руку, пока говорила: «Я надеюсь, мы будем поддерживать тесный контакт. Не только из-за моих глубоких чувств к Ницше и моего страха, что я стала невольной виновницей его страданий. Здесь есть кое-что еще. Я также надеюсь, что мы с вами станем друзьями. Как вы заметили, у меня множество недостатков: я импульсивна, я вас шокирую, мне чужды условности. Но у меня есть и сильные стороны: я обладаю безошибочным чутьем на людей с благородством духа. И когда мне доводится встретить такого человека, я стараюсь его не терять. Так что, мы будем переписываться?»
Она отпустила его руку, направилась к двери, но внезапно остановилась. Она достала из сумки два небольших томика.
«Ой, доктор Брейер, совсем забыла. Думаю, вам стоит иметь две последние книги Ницше. Они помогут вам понять его. Но он не должен знать, что вы их видели. Это наведет его на подозрения, ведь таких книг было продано слишком мало».
Она снова коснулась руки Брейера. «И еще кое-что. Хотя сейчас у Ницше так мало читателей, он уверен, что к нему придет слава. Он сказал мне, что послезавтрашний день принадлежит ему. Так что не говорите никому о том, что помогаете ему. Не называйте никому его имя. Если вы это сделаете, а он узнает, он будет рассматривать это как великое предательство. Ваша пациентка, Анна О., — это ведь не настоящее ее имя? Вы используете псевдоним?»
Брейер кивнул.
«Я советую вам поступать так и с Ницше. Auf Wiedersehen, доктор Брейер», — и она протянула руку.
«Auf Wiedersehen, фройлен», — сказал Брейер, кланяясь и прижимая ее руку к губам.