К такому сложно было подкопаться. И близко не так пикантно, как мы с Лео могли втайне надеяться.
– Так как же это все работает? В практическом смысле.
Звучало все это весьма поэтично, но мне хотелось узнать, что это означало в повседневной жизни.
Рэй сложил руки на столе.
– Мы живем как слуги Христовы.
Все еще никакой конкретики. Ничего, что я не могла бы прочесть в любой из брошюрок, разложенных у входа. Я решила зайти с другой стороны.
– Вы всегда помогали людям?
– Конечно же, нет. Я начал заниматься этим чисто по ошибке и промыслу Божьему.
Следующий час пролетел за рассказом Рэя о нищем детстве, которое он провел на маленькой ферме в сельской местности Нью-Джерси. Начав работать в девять лет, он трудился без передышки, собираясь, когда вырастет, стать успешным биржевым брокером. Его жизнь казалась воплощением американской мечты, пока однажды по дороге домой ему не пришло в голову усомниться в собственном счастье. Эти сомнения привели его к поиску высшего предназначения. Мне все это показалось немного избитым, так что, пока Рэй расписывал, как жертвовал свои деньги различным благотворительным организациям, я немного отвлеклась на собственные мысли. Начав с раздачи имущества бездомным на улицах, он дошел до того, что позволил семьям, проживавшим в убежищах для жертв домашнего насилия, занять три принадлежавших ему особняка в разных частях страны.
– Я об этом ни разу не пожалел, – заключил он.
– Ни единого?
Рэй покачал головой.
– В моей душе всегда жила какая-то неприкаянность и пустота. Но я жил дальше, притворяясь, что это не так. А новый образ жизни позволил мне не просто избавиться от этих эмоций, но перестать жить чужой жизнью и ступить на путь истинный. Все богатства мира не могли бы дать мне это, – сказал он.
Я сделала над собой усилие, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, ничем не выдав своего раздражения. Вечно жалуются на то, что деньги не приносят счастья, только те, у кого они есть. Одной из причин, по которой я была так рада вернуться к работе, было то, что мы со Скоттом могли бы перестать ссориться из-за денег. Мы ругались из-за денег с тех пор, как родилась Эбби, а до того у нас никогда не возникало повода. Все изменилось, когда мы стали жить практически на одну зарплату Скотта, только он отказывался признать, что причина наших ссор заключалась именно в этом. Слишком сильно его эго страдало от того, что в одиночку он не в состоянии был обеспечить нам привычный уровень жизни.
Голос Рэя прервал ход моих мыслей:
– Засыпаешь от скуки?
– Ни в коем случае, – заверила я его. Профессия репортера требовала владения искусством симулировать интерес и притворяться, что слушаешь, когда слушать совсем не хочется, а рассказ Рэя наскучил мне очень быстро. Он не слишком отличался от множества самопровозглашенных духовных лидеров, разъезжающих по Калифорнии. Я обвела рукой стены кабинета, имея в виду здание в целом. – Кто за все это заплатил?
– Люди жертвуют от щедрот своих сердец, а Господь никогда нас не оставляет, – ответил Рэй.
На завтра у меня было назначено интервью с родителями девятнадцатилетнего паренька по имени Шон, который стал одним из первых детишек, кому «Интернационал» помог очиститься, и недавно присоединился к движению. Три недели назад эти люди сделали «Интернационалу» пожертвование в сумме двухсот тысяч долларов. Сложно сказать – в поддержку ли самого движения, либо стремясь обеспечить сыну крышу над головой, пока тот подвязался здесь.
– Ну что, с тебя достаточно? – спросил Рэй. На сей раз настал его черед застигнуть меня врасплох.
– Что вы имеете в виду?
Он улыбнулся.
– Да брось, Кейт. Я вижу, когда кому-то со мной скучно до смерти.
Я энергично затрясла головой.
– Вовсе нет. Весьма впечатляющий рассказ, – соврала я, надеясь, что прозвучало это убедительно.
– Ты ведь не станешь так врать своему мужу, а?
Я выпрямилась на стуле.
– Прошу прощения?
– Извини. Не хотел нажимать ни на какие кнопки.
– Вы не нажимали ни на какие кнопки, – отрезала я.
– В самом деле? – Он слегка склонил голову в сторону, насмешливо поглядывая на меня. – А с моей точки зрения кажется, что нажал.
Интересно, он так вел себя со всеми? Или только с женщинами?
– Я не лгунья, – сказала я.
– Все мы лжецы, – парировал он, до жути напомнив мне моего университетского профессора философии.