- Так может, чертовщина? - Внезапно встрял в разговор старик, покончивший со своими письменами.
- Да говорят тебе, человек безымянный пункт ищет, чего встреваешь? - Раздражённо ответил ему сотрудник, которого я доставал расспросами, - вот чего ты здесь ошиваешься постоянно, дома бы сидел, пенсия.
- Да дурак ты, того и встреваю. - Он повернулся и обратился ко мне. - Приходит тут раз в неделю мужик, приносит письма да посылки, закупается в магазинах, я его видел постоянно, да и завёл вот знакомство.
- Так, и что? - Я почувствовал, будто вот-вот ухвачусь за хоть какую-то зацепку.
- А то, что эти вот, - он как бы невзначай показал пальцем в сторону сотрудников почты, - они его давай спрашивать, откуда, ну он в шутку и сказал, что из чертовщины, мол, а так-то нет деревни его на картах, стало быть.
- Интересно… А он в какие-то конкретные дни приходит?
- Хах, по нему, Иваном Михалычем его кличут, часы сверять можно! Завтра вот должен быть после обеда.
- Понятно. Ну, спасибо за наводку.
Я пошёл к выходу, понимая, что до заката нужно успеть найти ночлег, раз уж придётся ждать аж до следующего дня. Пусть на улице было ещё светло, ибо лето в самом разгаре, время уже перевалило за шесть вечера. Выйдя, я отошёл немного, присел на невысоком декоративном ограждении, задумался. Посидев так немного, поднялся, опомнившись. В это же время из здания почты вышел удруживший мне старик, я пошёл к нему, окликнув:
- Простите!
- О, парнишка, а ты что, забыл чего?
- Забыл спросить, где тут у вас может гостиница какая, хостел там, любая ночлежка, в общем, а то мне же теперь до завтра ждать.
- Да-а, - протянул он, смерив меня взглядом, - видать, важное дело тебя привело.
- Не то слово. -Дрова колоть могёшь?
- Ну… да, а что? - Не понял я странного вопроса.
- Так и быть, человек ты с виду порядочный, поколоть поможешь — пущу до завтра.
Внутри у меня смешались чувства благодарности и облегчения. Казалось, что удача наконец улыбнулась мне. Пётр Игнатьевич повёл меня за собой, по дороге мы зашли в магазин за хлебом и колбасой к столу, он не отказался от моего предложения заплатить, я увидел, с каким интересом он разглядывает стойку с алкоголем и докупил впридачу полулитровую бутылку водки, отчего дед улыбнулся, сопроводив такой поступок ёмким комментарием: «Наш человек». Всю дорогу Пётр рассказывал мне о своей дочери, сбежавшей -по его мнению это был именно побег- в город, о том, как я, имей возможность её увидеть, сразу влюбился бы, про свою жену, которая не давала ему «жить нормально», и по которой он скучает с тех пор, как её не стало. При Союзе он работал на мебельном складе, а после развала подался в строители, пока здоровье позволяло, теперь живёт один, перебиваясь скудной пенсией. За этими историями мы прошли вдоль всего посёлка, удалились от относительно современных домов и через пустырь с деревянным мостом над пересохшей речушкой добрались до заметно поросшего травой участка, перед забором была небольшая куча поленьев. Их, очевидно, мне и предстояло превратить в дрова. Заняться этим Пётр предложил с утра, а пока отдохнуть с дороги, перекусить и выпить за знакомство.
Хата, а именно это слово лучше всего описывает жилище, в котором я оказался, у Петра была маленькая, на две крохотных комнаты, не считая кухню, но, стоит отдать должное, чистая и даже уютная. Ни электричества, ни газа здесь не было, отчего наши посиделки создавали неповторимую атмосферу старины, словно ты переместился во времени и выпиваешь с другом-крестьянином после сенокоса, разве что заменить современные столовые приборы и продукты на что-то аутентичное, да вместо водки самогонку на стол выставить. Я пил, наливая себе едва ли половину рюмки, жалея о том, что не купил какой-нибудь газировки, ибо закусывать оказалось куда как сложнее. Пётр же и вовсе лишь занюхивал куском хлеба, притом когда я наливал, постоянно в шутку возмущался тому, что я, дескать, краёв не вижу. После третьей рюмки мой собутыльник начал расспрашивать о целях моего визита, далее мы немного поговорили о Вовке, о «Чертовщине», как её окрестили из-за шутки. Я выспрашивал, есть ли какие-то предпосылки к такому юмору, а Пётр отвечал, что там, как он слышал, творится эта самая чертовщина, а больше он ничего не знает и разнюхивать это мне придётся самому.
- Эх, тихая ночка. - Произнёс Пётр Игнатьевич, откинувшись на стуле и устремив взгляд в окно. - Куришь?