Лорин поспешно закрывает письмо, открывая сразу третье письмо. Самое толстое из всех, в нём несколько листов, которые выглядят как дневниковые записи, и они принадлежат Беллатрис, той самой младшей дочери Клариссы, за чей характер она переживала. Она могла натворить что угодно. Лорин знает об этом.
«12 июня 1930 г.
Александра снова везде первая! Кажется, я вечно буду её тенью или жалкой копией. Она такая правильная, идеальная и думает о других. Я хочу думать только о себе и быть центром всего, чтобы мне поклонялись, любили и обожали — я это заслуживаю. Лучших тканей, лучших слуг, лучших женихов, но нет же — всё должно быть у Александры. Меня же только одёргивают по причине и без, чтобы я ждала своего часа. Я не верю в эти байки родителей про проклятье. Но когда я это сказала маме в чувствах и назвала её лгуньей и выдумщицей, лишь бы я только не мешалась под ногами, она залепила мне пощёчину. Первый раз я увидела, как она злится. И удивила не боль от больших и тяжёлых колец — её лицо. На нём читалась не скрываемое омерзение от моего поступка. Только вместо того, чтобы угомонить этим мои чувства, они сделали только хуже.»
«1 августа 1930 г.
У меня получилось! Патрик, которого присмотрели Александре в женихи и в которого она даже успела влюбиться, обратил внимание на меня — а это много чего стоило. Я добилась, чтобы он разорвал помолвку и выбрал меня. Видимо, Александра не позволяла ему себя трогать и зажимать в саду, когда как я терпела его мерзкие усы с запахом табака на своей коже с одной лишь целью — наказать сестру.»
«11 августа 1930 г.
Патрик просит моей руки у родителей, Александра тихо плачет в своей комнате, а мне они оба осточертели. Нужно было только внимание — его я и добилась. Пару дней назад на балу я встретила американца — вот это мужчина моей мечты, а не червяк-Патрик, не умеющий удержать свои руки. Луис и я влюбились с первого взгляда. Надеюсь, у родителей хватит ума отказать Патрику и выставить его за дверь пинком под зад, потому что я буду отрицать любую мерзость, что он скажет. У нас ничего не было и быть не может.»
«15 августа 1930 г.
Родители узнали о нашей связи с Луисом и отговаривают от брака — надо подождать, пока выйдет сестра замуж. Ага, конечно! Теперь десятилетиями ждать, когда на неё кто-то посмотрит с красными глазами и носом от постоянных слёз — она видите ли любила Патрика, а он так с ней поступил. Не хочу ждать, я люблю Луиса.»
«17 августа 1930 г.
Они решили использовать последний аргумент — деньги из семейного фонда, в который откладывали средства всю жизнь. Я возьму их, уверена, что нам с Луисом они понадобятся, только семье необязательно знать об этом. Пусть думают, что я соглашаюсь на их дурацкие условия.»
«21 августа 1930 г.
Мы сбежали с Луисом и деньгами. Через пару часов мы доберёмся до священника, который согласился окрестить наш брак. Я сжимаю руку Луиса, вдыхая его запах, пока он держит чемодан с деньгами на наше будущее. Не знаю, что ждёт нас дальше, но я уверена, это будет долго и счастливо.»
«22 августа 1930 г.
Дурацкая гроза длится уже несколько часов с нашего бракосочетания, и мы опаздываем на корабль в Америку. Я со спокойной душой прощаюсь с Англией — меня тут ничего не держит, пусть Александра живёт тут под вечными дождями и плачет по Патрику.»
Следующая дата очень отличается от тех, что шли до этого. Как будто кто-то специально оставил только наиболее важные выдержки.
«9 ноября 1945 г.
Последнее время не отпускает чувство: с нами живёт кто-то ещё. Прячется в доме, перебегая из одной комнаты в другую. Иногда я слышу шёпот и тихий смех, которых просто не может быть. Луис советует сходить ко врачу, но я знаю, мне не кажется. Это всё по-настоящему. Я склонна верить тому, что проклятье правдиво и ждало своего часа. Оно заставляет поверить. Постоянно бьются зеркала и посуда, Луис со смехом говорит, что к счастью, но это неправда.»
«13 ноября 1945 г.
Луис попал в больницу, упав с лестницы и проломив голову. Врачи говорят, он поправится — ничего страшного, но необходимо побыть под наблюдением врачей некоторое время. Теперь я долго нахожусь одна в доме и мне страшно. Что-то грядёт. Я пишу эти строки в ванной, закрывшись на замок. Кажется, я слышу шаги…»