На этот раз ей наконец повезло. Маленькая девочка, качающаяся на качели, избавила от необходимости снова ждать. Беата не поскупилась на благодарность богиням и окликнула малышку.
Та оказалась совершенно чудным приветливым ребенком, очень похожим на Одже, и за две плюшки с удовольствием сообщила Беате, что брат в последний раз заходил домой после праздника — «такой нарядный и грустный» — дал ей медовый леденец и за что-то извинился. С тех пор его и не было.
— Мама говорит, он нас на какую-то казарму променял, — закончила жаловаться малышка, и Беата уже знала, куда ей пойти дальше. Уж начальник-то Одже должен знать, где он. Может, заслал куда, не дав возможности предупредить об отъезде. Хотя вот к сестре Одже нашел время завернуть. А к Беате…
Побоялся? Не простил? Да почему именно сейчас-то?!
Не Хедин же его отослал, мстя за то, что Беата учудила: он в таком странном состоянии был, что, кажется, вообще не понимал, кого своими милостями одаривал. На губах улыбка, а глаза совершенно стеклянные. Это и спасло.
В полном недоумении Беата направилась прямиком к главнокомандующему и потребовала у того отчета таким уверенным тоном, словно имела на это право. Позабавило ли такое обращение бравого вояку или на самом деле произвело впечатление, однако он признал за Беатой право получить ответ.
— Какой еще отпуск? — оторопела Беата. Ее собеседник усмехнулся.
— Парень за четыре года ни одной смены не пропустил — как ты думаешь, имеет он право на отдых?
Но Беату интересовало вовсе не это.
— Разве он не сказал, почему вдруг решил уйти?
Командир покачал головой — как показалось Беате, с непонятным сочувствием.
— Согласно воинскому уставу любой дружинник имеет право на отпуск по истечении двух лет службы, — зачем-то сообщил ей он. — Если в это время нет войны, я обязан предоставить его, не спрашивая причины. Могу только сказать, что Одже покинул Армелон: парни, что дежурили в тот день на крепостных стенах, видели его. Что-нибудь еще?
Беата охнула, ошеломленная. Ушел? Из города? Никого не предупредив? Далеко? Надолго?
Однако большего ей добиться не удалось, а потому, совершенно растерянная и подавленная, она побрела по улице, не зная, что делать дальше.
Почему?
Одже взял отпуск, нашел замену на службе, извинился перед сестрой…
И пропал…
Ему же и пойти-то не к кому, чтобы хотя бы эти несколько дней переждать. Беата не хотела думать о плохом, но холодные мысли лезли сами, нервируя, пугая, бросая в панику. Кажется, Беата только сейчас поняла, что лишилась Одже. Неожиданно и насовсем. И больше… Больше вообще ничего не будет. Ни его неловкой, но такой искренней заботы. Ни вдохновляющей и волнующей радости в его глазах. Ни тщательно взвешенных и таких понятных слов. Ни…
Близости.
Объятий.
Поцелуев.
Никогда, потому что Одже ушел и больше не вернется. Беата причинила ему слишком сильную боль. Даже после избиения отцом Одже остался в Армелоне и попытался построить новую жизнь. А с предательством Беаты не стал бороться. И она слишком хорошо его знала, чтобы тешить себя напрасными надеждами.
Он отказался от нее. И только Беата в этом виновата. И если сейчас Одже уже нет в живых…
Создатели, это ее, только ее проступок! Одже ведь…
Он совсем не мог от нее защититься! Каждое слово ловил, каждый взгляд разгадать пытался! Беате это льстило — чего уж скрывать? — и все же она никогда не была столь жестокосердной, чтобы пользоваться его привязанностью, не отвечая взаимностью.
И лишь теперь…
Боги, он же наверняка подумал, что она играла с ним все это время. Забавлялась, проверяя, а на самом деле совсем ничего не испытывала. Беата ведь ни разу своих истинных желаний не озвучила; разве что — когда поцеловать попыталась. Решила разом все прояснить и избежать тягучих трудностей. Вот и избежала.
Дуреха, да почему же не говорила, как ей хорошо рядом с ним? Как ей нравится его внимание и то, что именно Одже его оказывает? Как она ждет каждый день встречи с ним, потому что только он способен сделать ее счастливой?
Одже, как никто, заслуживал таких слов. Быть может, именно они помогли бы ему правильно ее понять?