Джейн повернулась и шатаясь пошла к выходу.
– Пойди за ней и отвези домой, – сказал Террелл Беглеру. – Потом мы поговорим с ней еще.
Беглер поспешил следом за Джейн, но увидел только, как она остановила проезжающее мимо такси и села в него. Машина тронулась, мелькнуло худое лицо и сверкающие глаза. Облегченно вздохнув, он вернулся к Терреллу.
– Она уже уехала на такси, – доложил Беглер.
– Тогда надо узнать, нет ли у Хесса чего-нибудь нового. А потом поговорим с Харди.
Полицейские сели в служебную машину.Валери с отцом вернулась в отель «Спэниш Бэй». Она заметила, что сочувствие, проявленное отцом вначале, за время посещения Криса улетучилось. Валери узнала, что ее ожидает неприятный разговор, и приготовилась к нему. Важно было сохранить спокойствие.
Войдя в номер дочери, Треверс немного изменившимся голосом произнес:
– Вал, самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать, – это упаковать чемоданы и уехать вместе со мной. Мне нужно успеть на пятичасовой самолет, и, если ты немного поторопишься, мы улетим этим рейсом.
– Я останусь, отец. Что мне делать в Нью-Йорке, если Крис здесь?
Треверс сделал нетерпеливый жест:
– Я говорил с доктором Густавом. По его мнению, есть шанс, что когда-нибудь Крис поправится, но имей в виду, что теперь все еще усложнилось. Происшедшая с ним перемена и потеря памяти требуют, чтобы он находился под постоянным надзором. О том, чтобы ему жить в отеле, теперь не может быть и речи.
– Тем более мне необходимо остаться здесь и каждый день посещать его, – решительно заявила Валери.
– Я полагаю, что доктор Густав не разрешит тебе ежедневные посещения.
– Почему ты так считаешь?
– Вижу, что мне не остается ничего другого, как рассказать тебе все. Не исключена возможность, что Крис способен на насилие.
Валери поднялась и подошла к окну. Она стояла там довольно долго, прежде чем наконец спросила:
– Доктор Густав действительно сказал тебе, что Крис способен на насилие?
Она обернулась к Треверсу. Тот озабоченно смотрел на дочь, и решительность в ее взгляде не скрылась от него.
– Да, и, если ты хочешь посещать Криса, имей в виду, что одну тебя с ним не оставят.
– Этого я не могу понять. Ведь я все время была с ним одна. Разве теперь выяснилось что-нибудь новое?
– Боюсь, что да. Эта внезапная потеря памяти – тревожный симптом. При такого рода ранениях головы, как у Криса, возможно, что во время следующего приступа он станет опасен. Конечно, я не особенно разбираюсь в таких вещах, но доктор Густав не исключает мании убийства. Таким образом, ты с ним сможешь видеться только в присутствии медсестры. У тебя есть желание встречаться с ним в таких условиях?
– Я буду посещать его в любых условиях!
– Родное дитя, ты очень любишь его?
– Да, я его люблю. Окажись я на его месте, я надеялась бы, что он меня не бросит. Не будем больше говорить об этом: я остаюсь здесь.
Треверс встал:
– Тогда я сейчас же отправляюсь в дорогу. Возможно, мне еще удастся попасть на более ранний рейс. Поддерживай со мной связь. Не представляю, как ты будешь здесь жить одна? Может быть, ты захочешь, чтобы кто-то из подруг составил тебе компанию? Но разумеется, ты это устроишь без моей помощи.
– Не беспокойся обо мне, отец, я предпочитаю жить одна.
– Ты не одна, Вал, у тебя есть отец. – Он бросил на нее внимательный взгляд. – Ведь так, не правда ли?
– Конечно, отец.
Однако выражение лица Валери давало ясно понять, что надеяться вытеснить Криса из ее сердца и забрать дочь снова в свой большой дом отцу не придется.
Ли Харди был давно известен полиции. Его знали как бессовестного шулера, выигрывавшего много денег, но достаточно ловкого, чтобы действовать не преступая закон.
Террелл с Беглером сидели в кабинете на Семнадцатой авеню. Задорная яркая блондинка, занятая телефонами, сообщила им, что Харди на ипподроме. Через некоторое время она добавила, что он отправился домой. Полицейские снова вышли на знойную улицу и поехали на Веймс-Драйв, где Харди снимал прекрасную четырехкомнатную квартиру с видом на Бискайский залив.
Харди сам открыл им дверь. Это был высокий брюнет, крепкого сложения, загорелый, с выпуклыми голубыми глазами и ямочкой на подбородке. Мужчина, за которым увиваются женщины. Он устремил на полицейских твердый, холодный взгляд и широко улыбнулся. Распахнутый красный с золотом халат обнажал волосатую грудь. На ногах у Харди были красные кожаные туфли.
– Шеф! Ну это просто удивительно! Входите, пожалуйста, вы еще не были в моем убогом жилище? Заходите, заходите и вы, сержант.