Потирая затылок, я качаю головой и горько улыбаюсь.
— Я спрашиваю себя об этом каждый божий день, док. Стоит ли чувствовать себя так дерьмово из-за парня? Превратиться в того, кем я не являюсь? Если бы вы спросили меня об этом до шале, то я бы ответил категорическим «нет». — Я закусываю губы и пожимаю плечами. — Но, с другой стороны, я не выбираю, в кого мне влюбляться. К несчастью для меня, это он. И любовь к нему довела меня до такого саморазрушения, с которым я никогда раньше не сталкивался.
— Ты когда-нибудь слышал поговорку «никто не полюбит тебя, пока ты не полюбишь себя»?
Закатывая глаза, я насмехаюсь.
— Все слышали и каждый трактует по-своему. И дело не в том, что я не люблю себя. Я просто больше не знаю, кто я. Пытаюсь найти себя, чтобы полюбить — вот в чем проблема.
— И поэтому ты стал пить, курить травку и прогуливать занятия? В попытке снова найти себя?
Черт.
К такому вопросу я не готов, и я понятия не имею, как на него ответить.
Я могу лгать ей, своим друзьям и семье. Боже, я могу врать себе сколько угодно, но это не изменит правды, которую ее слова вынесли на передний план моего сознания.
Я просто пытался справиться с переживаниями, вместо того чтобы встретиться с ними лицом к лицу. А потом выдавать это за попытку самопознания, когда все, что я делаю, это рою себе яму, чтобы закопаться в нее, в то время как реальность ситуации проста.
Таблетки и выпивку проглотить легче, чем понять, что человек, которого я люблю, никогда не полюбит меня в ответ.
И хотя док не говорит, я знаю, что она видит меня насквозь.
Но может ли она винить меня? Могу ли я, черт возьми, винить себя за то, что хочу чувствовать чуть меньше, даже если мой путь к этому был неправильным?
— Я просто не хочу чувствовать боль. Хотя... знаю, что она мне нужна, чтобы исцелиться, — вздыхаю я.
Она кивает, ободряюще улыбаясь.
— Ривер, сейчас все выглядит мрачно и безрадостно. Это понятно, ведь ты переживаешь бурю, которая кажется катастрофической. Но ты пройдешь через это.
Я улыбаюсь ей в ответ, не веря ни единому слову.
Дверь за мной захлопывается, и ветер обдувает меня. Чувствую себя немного лучше после сеанса с доктором Фултон, и больше всего меня радует, что есть объективный взгляд со стороны.
Перевернув бейсболку задом наперед, чтобы ее не сдуло порывом ветра, иду к своей машине.
До тех пор, пока на мою руку не опускается твердая ладонь.
Даже сквозь толстый слой толстовки чувствую тепло руки и понимаю...
Рейн.
Янтарный встречается с зеленым, когда наши взгляды сталкиваются, и выражение его лица возвращает меня к прошлой ночи и тем немногим воспоминаниям, которые я помню.
Каждая мысль о тебе обжигает мне кожу. И знание, что сон - единственное место, где я могу целовать тебя, прикасаться к тебе и чувствовать огонь, в который ты меня бросаешь... заставляет меня жаждать кошмаров.
Отбросив свои мысли, выдергиваю руку из его хватки.
— Я думал, что ясно сказал тебе держаться от меня подальше? Ты проделал чертовски фантастическую работу, отталкивая меня от себя, но теперь ты везде, где бы я ни был.
Его рот сжимается в тонкую линию, когда он кусает губы, и я наблюдаю, как в его голове крутятся шестеренки. Как много он готов мне рассказать.
Что бы ни сказал в итоге, этого будет недостаточно. Никогда.
— Я держусь на расстоянии, Ривер, потому что должен. — Слова прозвучали хриплым шепотом, когда он шагнул ближе. — Потому что я знаю, что не могу получить тебя.
Опять чушь, меня уже тошнит. И от лжи.
— Но ты можешь получить меня, — рычу я. — Раньше мог, и сейчас можешь! Господи, Рейн, я знаю, что ты помнишь. Ты дословно повторил мне эти слова. — В горле образовался комок, и я с трудом сглатываю его, выплескивая на него. — Пока не погаснут все звезды на свете. Я, черт возьми, говорил серьезно.
Я ненавижу правду, стоящую за этими словами, и силу, которую они все еще хранят. Каждое обещание, которое я дал ему в шале, запечатлено в моей памяти. Я не скоро их забуду.
Его молчание, как всегда, говорит о многом, и я наблюдаю, как Рейн пытается решить, что сказать дальше. Но если ответ не очевиден, то мне он и не нужен.
— Я тут ни при чем, Рейн. Мы оба знаем, что дело в тебе, Ромэне и твоей неспособности открыться мне. — Я качаю головой. — Неужто гордость мешает тебе сблизиться с другим человеком?
Он усмехается.
— Ты ни черта не знаешь о моей гордости.
— Думаю, я знаю об этом лучше, чем кто-либо другой! — кричу я, теряя самообладание и сжимая кулаки. — Я постоянно думаю о тебе, как заставить тебя проглотить свою гребаную гордость, потому что я знаю, что не могу быть настолько нежеланным, чтобы ты выбросил меня, как мусор.
— Постоянно думаешь? — смеется он. — Разве ты думал обо мне, когда кто-то другой обхватывал ртом твой член? Эбби, верно? Или ты был под кайфом, как прошлой ночью, и не знал, кто прикасается к тебе или отсасывает? — В его холодном голосе звучит лютая ненависть, которая не доходит до его глаз. — Ты думал, что это был я?
Я вздрогнул, понимая, что прошлая ночь явно стала для меня переломным моментом, и обрадовался, что утром, проснувшись, выбросил все таблетки в унитаз.
— Я не был под кайфом, — огрызаюсь я, глядя ему в лицо. Я не вру, просто был пьян, когда мы были с Эбби. — И у тебя нет никакого гребаного права даже вспоминать об этом. Мы не вместе, помнишь? Ты позаботился об этом! И честно? Ты не имеешь права осуждать меня за то, как я пытаюсь починить себя, когда из-за тебя я сломался!
Рейн сжимает челюсть, и я вижу, как пульсирует вена на его лбу, а его взгляд обжигает меня презрением.
— Надеюсь, Эбби хорошо поработала над тобой. Или кто бы это ни был. Без разницы. Это лишь доказывает, что, несмотря на твое утверждение, ты совсем не думаешь обо мне.
— Я думаю только о тебе, Рейн! — рычу я, вскидывая руки. — Не потому, что я этого хочу. Боже, нет. Я бы хотел стереть тебя из памяти и забыть, что ты вообще был в моей жизни.
Рейн слегка вздрагивает, и на его лице появляется мрачное выражение. Это происходит так быстро, что я отступаю от него на шаг и делаю глубокий вдох, пока он пристально смотрит на меня. И тогда я понимаю всю серьезность сказанного мной и то, что это перевешивает все хорошие моменты, которые мы когда-либо разделяли.
Но уже слишком поздно. Раньше я всегда говорил себе, что палки и камни ломают кости, а слова никогда не навредят. Только сейчас я понимаю... это чертова ложь. Слова — это оружие, и при правильном использовании они наносят глубокие раны, способные убить.
В его глазах ощутимая боль, и он говорит так, словно в горле у него пересохло.
— Жаль, что мир устроен иначе, mo grá. Я вырезал свое имя на твоем сердце, а ты заклеймил свою сущность в моей душе. Такое нельзя просто забыть.
Я морщусь, потому что он прав. Все, что мы делали и говорили вплоть до этого момента, изменит нас. Сформирует нас в наших будущих «я». Разве могут такие изменчивые отношения не изменить тебя?
Покачав головой, я вздыхаю.
— Мне кажется, ты забыл об этом достаточно легко, раз Ромэн греет твою постель по ночам. — Я прикусил губу и беззлобно усмехнулся. — По крайней мере, я так полагаю, ты получил то, что хотел. Человека, которого ты действительно хотел.
— Могу сказать то же самое о тебе.
На этот раз я по-настоящему рассмеялся, потому что он либо слепой, либо просто чертовски глуп.
— Правда, Рейн? Потому что, с моей точки зрения, это не так. Все, чего я хотел, это быть с тобой. Чтобы мы были чертовой командой.