Остальные наследники вернулись в Орегон, либо заканчивают курсы, либо остаются в Поместье.
Отец, как обычно, в Вашингтоне. Остальные старейшины тоже на своих постах, в зависимости от того, где они нужны. Ближайшие — в Москве, за тысячи километров отсюда.
Все будет хорошо.
И я действительно в это верю, пока не добираюсь до аэропорта и не припарковываю свою машину, только чтобы вспомнить про GPS-трекер. Мера предосторожности, сказали они, устанавливая его в Орегоне, как только я ступил на территорию Поместья. Четыре года назад.
Чтоб меня.
На данный момент у меня нет другого выбора, кроме как оставить машину здесь и молиться, чтобы никто не заметил, что она стоит в аэропорту, Бог знает сколько времени. Но даже когда я думаю об этом, то понимаю, что облажался.
— Мы готовы взлететь? — спрашиваю я пилота, взбегая по ступенькам самолета.
— Да, сэр. Просто жду разрешения от авиадиспетчера. Пожалуйста, присаживайтесь. Если удача на нашей стороне, мы окажемся в воздухе меньше чем через пять минут.
Удача.
Я чуть ли не смеюсь, осознавая, что это единственное, что мне нужно, но сомневаюсь, что она на моей стороне. Не в этой ситуации.
Они поймут. Узнают, что я уехал.
Бросил свое обучение. Поставил что-то — кого-то — выше своих обязанностей. Рискуя раскрыть некоторые из наших секретов.
И на долю секунды мне становится все равно. Кажется, оно того стоит.
Потому что дело не только в этом. А в жизни и смерти.
Защите тех, кого любишь.
Потому что я чувствую себя... свободным. Как будто убегаю от них так же, как и бегу к нему.
И на минуту я позволяю себе поверить, что все именно так.
Глава 3
КИРАН
Прошло уже несколько недель.
Почти месяц с тех пор, как приехал Ромэн, а мы все еще сидим на ровном месте.
В поисках Теда не было никакого прогресса, а значит, и никакого прогресса в том, чтобы вернуть свою жизнь к... черт. Какому-то подобию нормальной, если можно так назвать.
Вся моя жизнь состоит из метаний между агентом ФБР, с которым я встречаюсь еженедельно, собственным расследованием вместе с Ромэном, силовыми тренировками и учебой. Хотя последняя явно отошла на второй план.
Ой.
И как я мог забыть про СМИ?
Потрясающее действие.
Когда я выхожу из своей квартиры, мне тут же тычут в лицо камерами. Журналисты пытаются разобраться в деле Теда, моих мыслях о нем, правде о том, что со мной случилось — что бы там ни было, и что бы они ни искали. СМИ — это змеи, которые только и ждут, чтобы напасть, когда представится удобный случай.
И меня это бесит.
К счастью, их интерес слегка поутих, так как местонахождение Теда остается неизвестным.
Вот почему сегодня вечер пятницы, и я иду в местный бар на пару с Ромэном. Потому что если застряну в своем «аквариуме» еще на одну ночь, ощущая неловкость, которая все еще сохраняется между нами, то наверняка сойду с ума.
Выражаясь яснее, эта неловкость не из-за тайных чувств или чего-то подобного. Просто глядя на Ромэна, я каждый раз думаю о Ривере и выражении его лица в аэропорту.
Отчего мое сердце болит еще сильнее.
Я захлопываю дверцу своего джипа, обхожу его, направляясь ко входу в бар, и жду, пока Ромэн закончит телефонный разговор.
Он часто созванивается со своими ребятами — теми, кто, по его мнению, может помочь нам в ситуации с Тедом. Не то чтобы Ро просил их о помощи. Он сказал, что предпочел бы держать наше дело «в тайне» как можно дольше, что бы это ни значило.
Несколько минут спустя Ромэн подходит ко мне, похожий на кота, который съел канарейку, и не говоря ни единого слова.
Ро мало что рассказывал мне о времени с этими ребятами, Анклавом, как он их зовет. Я помню лишь крупицы информации из детства. И тот наш разговор в машине.
Как будто моя жизнь и так недостаточно похожа на балаган, надо же, мой лучший друг вовлечен в гребаное тайное общество. И все же я знаю лишь верхушку информации о том, каким влиянием они обладают. Которое я видел своими глазами. Черт возьми, вот вам еще одна причина, по которой я вообще оказался в этой ситуации.
Качая головой, я следую за Ро через порог бара. Но не успеваю сделать и двух шагов, как чувствую… его.
Я настолько привык к его присутствию, что ощущения сильнее, чем ветер на моей коже или жар солнца.
Ривер.
Он здесь. В этом баре.
Я не видел его с того дня, как оставил в аэропорту, и не собирался встречаться с ним этим вечером, предпочитая подход «с глаз долой, из сердца вон». Не то чтобы у меня получалось, учитывая, что я каждый день вижу его имя на своем запястье.
Когда я не думаю о Теде и о том, как выбраться из ситуации, именно Ривер занимает все мои мысли. Как и кошмары.
С тех пор как мы вернулись из шале, каждую ночь меня преследуют сны, в которых я насилую Ривера. Я даже больше не вижу Дикона и крайне редко то, что делал со мной Тед.
Теперь в моих кошмарах только Ривер. Всегда он.
Поэтому, несмотря на осознание, что Рив здесь, я продолжаю свой путь к бару, потому что мне просто необходимо выпить. Утопить в алкоголе печали. Забыться. Сделать что-то еще, кроме как думать о своей паршивой жизни.
И что еще важнее? Я гребаный мазохист, который не хочет ничего сильнее, чем находиться в присутствии Ривера — ощущать его рядом — хотя бы на некоторое время. Даже если это меня убьет.
Мы с Ро заказываем выпивку — виски для него, и пиво для меня — прежде чем он усаживается у стойки бара и начинает говорить мне на ухо в той раздражающей манере, как делал с тех пор, как приехал.
Господи, ну почему я такой мудак?
Я должен быть благодарен Ромэну за то, что он здесь и готов помочь, а не сердиться за то, что мой друг хочет поговорить и наверстать упущенное за четыре года. Но, честно говоря, мне это уже надоело. Потому что Ромэн говорит об одном и том же почти весь последний месяц.
Сделав глоток пива, я киваю и отвечаю, когда это необходимо, но Ро, должно быть, понимает, что я не в настроении болтать, потому что поворачивается и заводит беседу с девушкой, сидящей рядом за стойкой.
Старый добрый Ромэн. Никогда на меня не давит.
Клянусь, что думаю только об этом, когда мы с ним разговариваем. То, на что указывала доктор Фултон, даже когда не должна была этого делать, поскольку ее действия противоречат буквально всем нормам терапии.
Привет, психологическая манипуляция.
Жаль только, что я не догадался обо всем до того, как узнал, что Фултон работает на мою мать.
Задним умом все крепки.
Когда я делаю очередной глоток пива и слышу отчетливый смех Ривера, волосы на затылке встают дыбом. По моей коже бегут мурашки, и я еле удерживаю пиво во рту.
Это я должен был заставлять Рива смеяться. А не притворяться, будто его не существует, даже когда гул в моих венах предупреждает меня о нашей близости, отчего становится невозможным его забыть.
Но я не поднимаю глаз. Не поддаюсь искушению, каким бы сильным оно ни было. Потому что знаю... Есть реальная возможность, что я сдамся. Брошусь к нему и заявлю, что он мой, на глазах у всего гребаного мира.
А я не могу этого сделать. Ведь кто-то обязательно увидит. Потому что, несмотря на то, что СМИ почти не беспокоят меня в последние дни, журналисты все еще рядом. Если они не увидят, заметит кто-то другой. Не в этот раз, так в следующий, и тогда очень скоро информация распространится, и о нас узнает огромное количество людей. Мысль о том, что всем станет известно о моей ориентации, является наименьшей из проблем.