Ашер молчит с минуту.
— Я никому ничего не скажу об этом. Это между нами. Только не дай ему умереть.
Мне требуется все силы, чтобы не закатить глаза на всех, кто зацикливается на Ривере Ленноксе на этой земле.
Поэтому я не утруждаю себя ответом, просто вешаю трубку, чтобы спасти его гребаную жизнь.
У меня щемит в груди, когда я наблюдаю, как Рейн мечется взад-вперед в приемном покое скорой помощи, словно загнанный в клетку зверь.
Они забрали Ривера на операцию сразу же, как только положили его на носилки, поскольку у меня хватило предусмотрительности позвонить и предупредить их о нашем приезде. Медсестра хорошенько отругала меня за то, как важно не перемещать жертву огнестрельного ранения, потому что пуля все еще может быть внутри, но я просто поставлю на этом точку, поскольку не планирую в ближайшее время спасать кого-то еще.
С тех пор, как Ривера увезли из поля зрения Рейна, он стал чертовски раздражительным и срывается на всех, кто спрашивает, не нужно ли ему чего-нибудь. В том числе и на меня. Но я все равно пытаюсь, потому что когда людям, которых ты любишь, больно, ты делаешь все, чтобы помочь им справиться с этим. Даже если при этом разбивается твое собственное сердце.
Я хватаю Рейна за руку, когда он делает очередной проход передо мной, и он смотрит на меня.
— Что?
Я поднимаю бровь, окидывая его взглядом, прежде чем вернуться к его лицу.
— Сядь. Ты выглядишь дерьмово, и я беспокоюсь, что ты в любую секунду потеряешь сознание.
— Не потеряю, — сухо говорит он.
Я вздыхаю.
— Тогда может, сходим в душ и переоденемся? Мы оба покрыты...
— Я в полном порядке, Ромэн. Если ты хочешь уйти, будь добр. Но я остаюсь здесь, — рычит он, выдергивая руку, и продолжает вышагивать. Такими темпами он, наверное, протрет линолеум, прежде чем мы узнаем о состоянии Ривера.
Рейн остается в таком состоянии еще полчаса, пока медсестра, наконец, не сжаливается над нами и не отводит нас в отдельную комнату, где мы можем подождать без посторонних взглядов. Потому что все внимание в этом чертовом месте было приковано к нему, пока он носился по палате с ядовитым облаком, нависшим над его головой.
Но, по крайней мере, в отдельной комнате он хоть прислонился к стене, чтобы попытаться расслабиться.
Я смотрю, как Рейн снова и снова проводит руками по волосам, и понимаю его. Ему нужно, чтобы какая-то часть его тела постоянно двигалась, чтобы чувствовать, что он не застрял. Застыл. Чтобы знать, что время, на самом деле, все еще движется. Даже когда кажется, что время и пространство полностью разрушились.
И хотя они не разрушились, реальность такова, что все еще могут.
Подойдя и сползая по стене рядом с ним, я беру руку Рейна в свою, желая хоть как-то утешить, хотя я знаю, что он, вероятно, не хочет этого.
И когда он поворачивается и притягивает меня в объятия, я теряю дар речи.
Его кулаки впиваются в материал моей рубашки, и мне хватает сил наплевать на то, что он весь в засохшей крови или что мы сидим на грязном больничном полу. Мы просто прижимаемся друг к другу, и впервые с тех пор, как мы были детьми и он рассказал мне о том, что Тед сделал с ним, я обнимаю его, пока он рыдает.
И пока Рейн плачет, я молюсь Богу, чтобы он спас Ривера. Черт, я молюсь самому Риверу, чтобы он выдержал это.
Ты нужен ему. Больше, чем я когда-либо был ему нужен.
Но из-за гнетущего чувства в груди, слова слетают с моих губ, как рвота.
— Рейн, я думаю, тебе нужно подготовиться к тому, что ты можешь...
— Не смей, мать твою, говорить это, — огрызается он, грубо отстраняясь от меня. Его ноздри раздуваются, а глаза обжигают меня своей интенсивностью. И впервые за все время, что я знаю Рейна, я действительно могу бояться его, а не за него.
Но вместо того, чтобы прислушаться к его предупреждению, я ужесточаю свой тон и продолжаю.
— Ты должен, блядь, услышать. Есть шанс, что он не проснется. И даже если Ривер очнется, он, возможно, никогда не будет прежним.
Рейн отталкивается от пола, и я быстро следую за ним, но он снова быстро устанавливает между нами дистанцию. И это пропасть, кажется, непреодолимой.
— Вот значит как, Ромэн? Ты думаешь, что если Рив не выживет, если он, блядь, умрет, я каким-то волшебным образом выберу тебя?
Скрежеща зубами, я глубоко вдыхаю.
Ему просто больно и он злится. Не надо реагировать так остро.
— Я такого не говорил. Но я думаю, ты должен понять...
— Я прекрасно понимаю, — рычит Рейн, глядя мне в лицо. — С самого начала для тебя это было не больше, чем гребаный любовный треугольник. Думаешь, что можешь завоевать меня, как будто я какой-то приз. Соревнование по писанию. А на самом деле, ты оказался прав. Между тобой и Ривером нет никакого соперничества. Это он, на тысячу процентов. Я всегда буду выбирать его, каждый день, каждую неделю до конца моей гребаной жизни.
Прикусив внутреннюю сторону щеки, я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие. Но это трудно, когда человек, в которого ты влюблен, сравнивает тебя с тем, кого он всегда выбирал первым.
Или, что еще хуже, видит в тебе меньшую версию их самих.
— Не надо все это сваливать на меня. — Я качаю головой. — В том, что случилось ночью после вечеринки, виноваты мы оба. Я был там не один. Я знаю, что ты чувствовал то же, что и я, даже если ты отрицаешь это на каждом шагу.
— Я был зол и одинок. И даже тогда я не пошел на это, потому что знал, что ты всего лишь замена того, кого я действительно хотел! Так же, как и тогда, когда ты просил меня уйти с тобой! Ты не для меня! Ты действительно думаешь, что это справедливо по отношению к кому-то из нас - просто согласиться?
Я усмехаюсь, мой темперамент опасно взлетает. Потому что, да пошел он.
— Ты хочешь поговорить о справедливости? Я отказался от всего! Я предпочел тебя своему наследию, своим гребаным братьям. Я поставил на кон всю свою жизнь ради тебя! Ради тебя! И теперь ты говоришь мне, что у меня не было ни единого шанса?
— Ты сказал мне, что все в порядке! С чего бы мне верить во что-то другое? — Он снова проводит руками по волосам, прежде чем развести руки в стороны. — И если бы знал твои намерения, когда позвонил тебе, я бы повесил трубку, как только услышал твой ответ.
Эти слова ударили меня так сильно, что я пожалел, что не получил пулю. Потому что это... гораздо больнее.
— Рейн,.. — начинаю я, но он не хочет слушать.
— Уходи, Ромэн. Просто уходи.
Я думал, что мое сердце остановиться, когда он это сказал. Потому что я сказал, что останусь здесь, пока Рейн не захочет, чтобы я ушел. Я уйду только тогда, когда он мне скажет.
Словно весь кислород высасывается из комнаты, и я чувствую, что задыхаюсь, когда наконец, блядь, понимаю...
Он не хочет тебя. Ты ему не нужен.
Я смотрю Рейну в лицо, отчаянно пытаясь найти хоть что-то, что подскажет мне, что Рейн сказал все это из гнева или грусти, или вины, или чего-то еще.
Но все, что я вижу, - это холодную, жесткую правду.
Я сражался на войне.
И проиграл.
Но у меня даже нет сил злиться на него. Мы не выбираем, кого любить.
Поэтому, когда переступаю порог, я не оглядываясь на Рейна, я просто молюсь, чтобы я был единственным, кто выйдет из этой больницы с разбитым сердцем.
Глава 31
РЕЙН
Несколько часов спустя меня разбудила медсестра, которая пришла сообщить мне новости о состоянии Ривера. Я знаю, что его родители уже должны быть здесь, но я благодарен медсестре за то, что она информирует меня, хотя я и не считаюсь членом семьи. Я вижу, что ей жаль меня, ведь это я привез его сюда и явно расстроен всей этой ситуацией.