— Ты все это понимаешь? — удивился он.
— Схема рассказывает.
Костя и на огромный развернутый лист схемы посмотрел.
— В ней и подавно не поймешь.
— Это кажется только. Все элементарно и просто. Я в четвертом классе был, когда в радиокружок Дворца пионеров пришел… А старик еще крепкий, — добавил Валера, коснувшись жалом паяльника возле красного проводка. — Почти мой ровесник. Четырнадцать лет работает. И на здоровье не жаловался. Да, видно, форточку открыли, его и протянуло, голоса лишился. А так старик хоть куда, трубку в прошлом году сменили.
Совсем не напрасно посещал Валера радиокружок — минут через двадцать «старик», накрепко прикрученный винтами и придвинутый к стене, слегка заурчал, а потом вдруг озабоченным голосом корреспондента Александра Дружинина сказал, что безработица в Америке достигла самого высокого уровня за послевоенные годы…
Послушали рассказ Дружинина, и Валера приглушил звук.
— Не хочешь партию в шахматы?
— Да ведь ты меня сразу обыграешь, — со вздохом сказал Костя. Проводив взглядом на ярко освещенном экране ракету, круто взмывшую вверх, Костя вздохнул во второй раз: — А у нас телевизор все, насовсем помер. Хоть и не старик.
— С балкона свалился? — пошутил Валера.
— Пониже. На пол.
— А трубка?
— Целая будто. Но там внутри что-то… Болтается. Я десять раз включал. Молчит, как покойник.
— Посмотреть надо, — сказал Валера. — Может, и не смертельно. Это как же ты его завалил? Или сестренка?
— Отец, — поморщился Костя.
— По этому веселому делу? — Валера выразительно щелкнул себя по горлу.
— Не знаем, что и делать…
— Говорю же, посмотреть надо. Как-нибудь свободный вечерок выпадет…
— Я не о телеке, — опустошенно сказал Костя. — С отцом что делать? Лечиться ему надо.
— Правильно, — кивнул Валера. — Сейчас даже в принудительном порядке лечат.
— Говорят, не помогает, если в принудительном. Надо, чтобы сам…
— Тоже правильно, — согласился Валера. — Скажи мне: давай, паяй телевизор — разве захочется!
— Думаю на завод сходить. Посоветоваться.
— А мать?
— Что — мать! Будто он слушает ее!.. Мне бы к парторгу цеха сходить. Я знаю его. Ничего дядька, хороший, справедливый…
— Так сходи, если знаком. Почему ж не сходить… Сам-то что можешь, куда сунешься? Первое дело — на работу.
Ничего нового Валера будто и не сказал Косте, лишь охотно соглашался с ним, но возвращался Костя от него словно другим человеком. И правда, чего-то раздумывает, мучается! Укусят, что ли? Выслушают, посоветуют. С отцом, наверно, поговорят. Хуже ведь не будет… Перед Таней уже стыдно. Брякнул, пообещал…
На другой день, не заходя из школы домой, он сел в троллейбус и вскоре уже был у проходной завода. А вот на сам завод пройти оказалось не просто. Раз нет паспорта, значит, и говорить не о чем! А то, что отец его работает в механическом цехе, это ничего не значит. Что было бы, если бы каждый приходил да людей отрывал?! Кончится смена — тогда другой разговор, отец и сам выйдет.
Все это невозмутимым, словно чугунным голосом Косте объяснил вахтер с седыми волосами, видневшимися из-под служебной фуражки с кокардой и козырьком. Костя сник, повздыхал и, как знать, мог бы уйти ни с чем, но вдруг подумал: а что, если бы вместо него сейчас пришла сюда Таня? Ну, она-то бы ни за что не ушла, добилась бы! Костя нахмурил брови и спросил:
— А вы можете директору позвонить?
— Слышишь, Степаныч, — обратился вахтер к своему напарнику, который по внешности был так похож на него, что Костя решил: братья-близнецы, — слышишь теперь ему директора подавай! Да к директору на прием за две недели записываются.
— Обожди… — сказал Степаныч. — Тебе, парень, к кому нужно? К отцу или к директору?
— Мне с Волковым надо поговорить. Лично. Он парторг в механическом цехе. Леонидом Ивановичем зовут, — ответил Костя, все еще хмуря брови.
— Сразу бы и сказал: надо к Волкову. Сейчас позвоним, спросим…
Минут пять ушло на переговоры, ожидание, и наконец Степаныч закивал в трубку:
— Понятно, товарищ Волков. Все ему сейчас объясню.
Положив трубку, вахтер вышел из своей стеклянной комнатки и поманил Костю пальцем:
— Прямиком иди, не сворачивай. В столовую упрешься. А там по правую руку и будет механический. Волкова спросишь. Укажут. Все знают его.
Спрашивать не пришлось. У входа в цех стоял плотный, невысокого роста человек в темном берете. Костя из-за этого берета не сразу и узнал Волкова — почему-то больше всего запомнилась его пыжиковая шапка. Может, потому, что отец тогда рассказывал, как хулиганы на нее позарились.