Люба довольно усмехнулась и быстро зашагала перед замершим строем машин. На другой стороне улицы она сказала:
— Всего хорошего! Мне — в парикмахерскую.
— А на свидание?
— Потом. Сначала сделаю укладку, маникюр.
— Очередная фантазия?
— Думай, как хочешь!
— Я тебя подожду.
— Не советую. Слишком проголодаешься.
— Ладно, — сказал Олег, — тогда до свидания, самая модная девушка нашего города.
— Чао! — кивнула «модная девушка» и скрылась в дверях парикмахерской.
Чинов вздохнул и с беспокойством огляделся по сторонам — не видно ли где Курочкина? «Так и следит теперь за мной, — подумал Олег. — Ну, а эта упрямица наловчилась! Не говорит, а режет. И, наверно, знает, что хорошенькая, когда вот так держится, будто звезда экрана. И фигурка у нее стала… Еще в прошлом году, в седьмом, ничего такого вроде не представляла, а сейчас прямо к классическим формам кинодив приближается!.. Ну, а что на свидание идет — это натуральный треп… Впрочем, надо подождать. Такой, и правда, ничего не стоит найти себе парня…»
Олег прошел вдоль витрины с выставленными гипсовыми головками глазастых, изысканно причесанных красоток и встал за газетным киоском. Прождал минут двадцать. Неужели не обманула, удивился он: прическу делает? Это тогда в самом деле надолго. И верно: проголодаешься. Уже сейчас в животе бурчит. Олег махнул рукой и, миновав два дома, зашел в кондитерский магазин — выпить чашечку кофе с кексом.
Но кофе Олег пить не стал. В левой половине магазина гудела очередь — на прилавке пестрыми стопками высились голубые коробки, обвязанные шелковыми лентами. На их лакированных крышках нарисованные конфеты выглядели так соблазнительно, что Олег достал кошелек, а из него заветную пятерку. Ладно, и без модных желтых носков со стрелкой проживет. Или завтра сходит к вокзалу. Конечно, в первую же секунду отец пятерку не выложит. Но когда походит, посидит у телевизора, тогда уж и вытащит бумажник. Он же современный человек, сечет: раз мода, последний крик… А сын-то единственный…
Как ни быстро двигалась очередь, а золоченая секундная стрелка на часах Олега уже сделала немало кругов по циферблату. Стрелка бежала, и мысли не отставали. Среди многих была, и такая: по какой все же причине вдруг переменилась Сорокина? Может быть, влияние Тани Березкиной? Что-то стали часто вместе ходить, разговаривать, Таня, Таня!.. Тоже штучка! Сердится. И Гудин еще, теленок, губошлеп, пристал к ней, по пятам ходит. Ничего, этого теленка ее мама быстро отвадит… Эх, надо бы две коробки.
«Хватит, хватит, — оборвал себя Олег и усмехнулся: — Что-то я в двух соснах запутался. Та нравится и эта…»
Глава двадцатая
На подготовку бумаг и другие формальности, связанные с направлением отца в лечебно-трудовой профилакторий, времени ушло не так уж много, и наступил день, когда отец, молчаливый, осунувшийся, пожал Косте руку, похлопал по плечу и, отвернув лицо, сказал:
— За хозяина в доме остаешься. Обо мне… если можешь, плохого не вспоминай. Жил, как получалось. Теперь попробую наново, — он еще хотел что-то добавить, но лишь махнул старой, вытертой кепкой, обнял в передней жену и, торопливо сказав, чтоб не провожали, захлопнул за собой дверь.
Анна Ивановна, присев в кухне у стола, снова принялась вытирать слезы.
— Ну, что ты… — Костя положил руку на плечо матери. — Не надо. Радоваться должна.
— Полгода, сказали, там быть, не меньше, — всхлипнула мать. — И так, может, все-таки бросил бы наконец, одумался. Жалко. На лицо серый совсем сделался. Не заболел бы.
И Косте было жалко. Только зачем говорить об этом? Выходит, что он, родной сын, заставил отца лечиться, оторвал от дома.
— Ты бы о себе подумала, — хмуро сказал Костя. — Разве не жаловалась, что в боку болит, температура. Обследоваться надо, иди к врачу. А Юльку не жалко? Чуть не заикается. И что он сейчас сказал, слышала? «Попробую наново».
— Понимаю, все понимаю, — тяжело вздохнула Анна Ивановна. — Да от людей стыдно. Как в тюрьме там будет.
— Дяди Гриши наслушалась! Просто режим такой: лечиться и работать. А что домой не пускают, так из больницы тоже не пускают. И правильно.
Рассуждал сын логично. Возразить нечего. Да и что толку! Надо теперь по-новому привыкать жить. Анна Ивановна поднялась, взяла веник в углу. А Костя посмотрел на часы (в школу сегодня не пошел, лишь Юльку отвел в детский сад) — было без десяти одиннадцать. Как раз идет урок географии.
Об отце, что тот уходит лечиться, Валентине Викторовне Костя сказать не решился. А Таня, наверно, скажет, объяснит. Конечно, объяснить надо. Как-никак классная руководительница. И все равно узнает. Уже не раз приходила сюда…