А еще немного погодя стоны прекратились, зато легкий шумок прошелестел с той стороны, где был окоп Александра Калугина. Я заметил, что кто-то побежал туда. В чем дело? И я пошел следом.
В окопе я, прежде всего, увидел нашего врача, а затем немца, откинувшегося на чьи-то ноги.
Рядом стоял Калугин. Встретив мой взгляд, он потупился. Похоже, он чувствовал себя виноватым. Но перед кем? Мы его не осуждали. Может быть, перед своей матерью? За то, что рисковал ее счастьем, спасая врага? Не знаю. Только, как мне кажется, ни одна мать не осудила бы его: у матери всегда преогромное сердце.
Мать Саши Калугина… Я не встречался с нею, но ее письмо и сейчас у меня перед глазами. Вот оно: «Дорогой наш ненаглядный сыночек Саша! Материнское спасибо тебе за слова ласковые, что в письме прислал. Прочитала я их и все плачу от радости, что не забыл ты меня, старую, что заботишься обо мне, хотя над тобой самим смерть хороводом ходит. И за деньги тебе спасибо. Коляшке с Татьянкой учебники будут, за что они и шлют низкий благодарный поклон тебе, старшему братику…».
Саша! Александр Иванович Калугин! Вот это и есть страницы твоей биографии, а вовсе не то, что ты сказал. Прошу тебя: немедленно расскажи все это товарищам. А потом пусть они и решают, достоин ты быть коммунистом или нет.
МАЯК ПОБЕДЫ
Маленькая надувная лодка плавно покачивается на пологих волнах. Ее низкие борта чуть возвышаются над свинцовой водой Финского залива. В лодке сидят три матроса. Двое напряженно всматриваются в ночь, третий — ритмично вздымает короткие весла.
Тучи плотной пеленой висят над морем. За ними прячутся и луна и звезды. Косой дождь настойчиво, нудно барабанит по звонким бортам. И сколько ни всматривайся — кругом только волны, рябые от дождевых капель. Они вырастают за кормой лодки, нависают над ней. Кажется, что именно вот эта волна перевалит через низкий борт, захлестнет лодку, и тогда — конец. Но и эта волна, как другие, лишь приподнимает моряков и убегает дальше. Волны быстро бегут одна за другой, и от этого морякам кажется, будто бы их скорлупка стоит на месте, хотя прошло уже больше часа, как отвалила она от подводной лодки.
И больше часа гребет матрос Зураб Кичахмадзе. Пот катится по его лицу, порой застилает глаза. Бушлат, стянутый ремнем, на котором висят автоматные диски и гранаты, сковывает движения. Зураб устал, но не просит сменить его. Да и некому. На корме сидит старшина первой статьи Лобанов — командир этой маленькой группы; у него в руках шлюпочный компас, по которому он определяет курс. Где это видано, чтобы командир греб, а матрос курс указывал? На носу лодки, сразу за спиной Зураба, устроился радист Губенко. Этому устав запрещает браться за весла: устанут руки и тогда он такую тарабарщину начнет ключом выстукивать, что ни один радист не примет.
Зураб старается не думать об усталости. Его беспокоит одно: не сбились ли они с курса? В такую погоду, да еще на такой посудине — это запросто может случиться. А тогда… Проскочит лодка мимо островка — и прямо в лапы к фашистам!..
Зураб не новичок на фронте, не трус. Воевать он начал с сорок второго года, был под Сталинградом, в Онежской флотилии, а оттуда попал на Балтийский флот. И никогда его не могли упрекнуть в трусости, везде он честь берег больше жизни.
Был он и артиллеристом, и пехотинцем, и разведчиком, и истребителем танков. Даже в кавалерии прослужил два месяца. Многое он повидал за годы войны, а вот страшновато ему. Не за жизнь свою боится. Страшит другое: если проскочит лодка мимо островка — некому будет выполнить задание командования, и многие товарищи зря погибнут. Почему? Тяжело плавать по Финскому заливу даже в мирные дни: на каждой миле подстерегают камни и мели. Одно спасение — внимательно следить за маяками, по ним определять точное место корабля. Но за годы войны взорвали маяки. Как теперь кораблю найти дорогу? Только на точность приборов и надейся.
А немцы набросали в Финский залив магнитных мин. Большие, способные переломить корабль, как щепку, они смирнехонько лежат на илистом дне и подстерегают жертву. Вот и перед этим маленьким островком минное поле. Над ним идет сейчас резиновая лодка. Какие стоят мины, сколько их — знают только фашисты и волны, вечно бегущие куда-то. Но волны молчат, а у фашистов не спросишь. Значит вырвать у моря надо эту тайну, вырвать в эти дни: даже в воздухе чувствуется конец войны; не сегодня-завтра пойдут здесь корабли с десантом, чтобы сбить фашистов с последних позиций, за которые они уцепились.