— Подзаправься, Алексей Петрович, — говорит Головачев.
Комбат и Головачев одногодки, оба начали служить в одной части и оба — в тридцать втором году. Но Головачев демобилизовался, когда срок пришел, а Алеша Бушмакин остался в армии и вот стал командиром. Когда началась война, снова встретились, во многих боях вместе побывали, всякого хлебнули. Даже в госпиталь комбата, когда он был ранен в боях под Москвой, доставил Головачев. На своей спине доставил. Почти пять километров по снежной целине прошагал, но доставил. Вот поэтому в короткие минуты затишья он и позволяет себе вольные разговоры с комбатом, обращается к нему запросто.
— Чего тебе? — будто проснулся Бушмакин.
— Подзаправься, говорю, — повышает голос Головачев,
Бушмакин тянется за ложкой, но в это время кричит наблюдатель:
— Десять танков! Расстояние — тысяча!
Бушмакин протискивается в люк танка. Исчезает в танке и Головачев. Котелок с кашей остается на вытоптанной полянке. К нему осторожно подходит петух, косясь глазом на людей.
Фашисты наступают по всем правилам: впереди танки, за ними — крадутся автоматчики. Пока они наступают молча, даже не стреляют. На испуг хотят взять, что ли?
Но зато сзади, справа и слева непрерывно нарастает грохот. Там пошла в наступление родная бригада. Бушмакин уверен, что она обязательно придет сюда, чтобы выручить. Нужно только продержаться, любым способом тянуть время. И батальон затаился.
Рокот вражеских моторов все ближе, мощнее. Он глушит все другие звуки и поэтому разрывы первых мин не услышали, а увидели. Они яркими огненными вспышками вдруг замелькали на пустынной деревенской улице. А вскоре и первые осколки ударились о бронзу. Беззвучно ударились.
Восьмерка желтобрюхих «мессеров» нагрянула неожиданно. Фашистские летчики знали, что у танкистов нет зениток и поэтому шли на бреющем, безбоязненно хлестали из пушек и пулеметов. Хлестали по танкам и просто по всему, что попадалось на глаза. От длинных очередей клубилась пыль на дороге и вспыхнул один из уцелевших домиков, за которым спрятался танк. Чтобы не загореться, танку пришлось попятиться. И на него сразу спикировал самолет, швырнул малые бомбы. Танк подбросило взрывом, он развернулся, и упала на землю блестящая, как чешуя, гусеница.
Бушмакин с болью покосился на этот танк: ему дорог любой свой человек, а здесь механиком-водителем Вася Головачев. Ощупывает глазами Бушмакин танк и светлеет лицом: горящую солому скинуло взрывом и теперь хорошо видно весь борт машины. На ее броне полосы копоти, краска кое-где облезла, но нет нигде, нигде не чернеет рваными краями пробоина.
— До головного — пятьсот! — докладывает наблюдатель.
Теперь, пора. И Бушмакин командует:
— Огонь!
С этого момента начался бой, о котором еще долго говорили танкисты всей бригады:
— Такую драку — поискать.
Дважды фашисты атаковали батальон Бушмакина, наваливались на него самоходками, танками, штурмовали с воздуха и… дважды, побитые, откатывались назад. Многие танки батальона застыли обгоревшими коробками или были разворочены снарядами, но и фашистских только три еле уплелись от деревни с таким мягким лирическим названием — Озерки. Остальные вражеские танки и около двух сотен солдат остались на ее околице.
Начали откатываться фашисты — Бушмакин скомандовал:
— Вперед!
Командирское чутье подсказало ему, что сейчас самое время для преследования врага. Да и родная бригада уже входила с востока в Озерки. Пропустить ее вперед, а самому залечивать раны? Нет, что угодно, но только не быть последним!
Танк Бушмакина разворотил стену сарая, в котором притаился, и выскочил вперед, понесся за отступающим врагом. Проскочил околицу и тут жаркое пламя вспыхнуло на лобовой броне. Танк встал, мотор его заглох. Надо бы узнать, что с мотором, но во время атаки командир не имеет права отсиживаться в неподвижном танке, он, пока жив, обязан управлять боем. Таков закон войны, Бушмакин прекрасно знает его и поэтому вылез из люка, спрыгнул на землю. Голова кружилась, уши словно ватой набиты и чуть подташнивало. «Контузия», — пронеслось в сознании и забылось: некогда собой заниматься, бой еще не кончен.
Выскочил майор Бушмакин из неподвижного танка, только несколько секунд простоял во весь рост среди поля, а к нему уже подошел другой танк, резко остановился так, чтобы прикрыть собой командира. В его башне и скрылся комбат.
Под вечер бой стих, батальон Бушмакина отошел в лесочек и скрылся под кронами деревьев. Бушмакин вылез из танка, погладил ладонью ствол серебристого тополя и сказал: