Говорят, есть люди, которые словно «открытые книги» (не я придумал это странное сравнение). Так вот, если передо мной положить одну из таких книг, я не смогу её прочесть. Даже если в ней будет шрифт, как в детском букваре — огромный.
Точно таким же — огромным — было и моё непонимание людских душ, их поступков, мотивов, взглядов, намёков. Особенно трудно мне давались именно намёки. А ещё юмор. И переносный смысл. И множество других вещей.
Но я совершенно не страдал от этого, если вы успели обо мне так подумать. Страдали другие.
— Ну… Сейчас попробую тебе объяснить. Уилл Грэм… он особенный…
Все, кроме мистера Тейлора. Он знал, что у меня проблемы, и старался говорить со мной так, чтобы я понял. Ведь это так важно на его уроках. Литературные герои слишком часто представляют собой далеко не открытые книги. Наверное, именно поэтому я и люблю уроки литературы. Они не приближают меня к чему-то прекрасному, вроде искусства писательства — они учат меня понимать людей.
— И Ганнибал тоже особенный, хоть и монстр? Даже если он каннибал?
— Как много на самом деле ты знаешь о каннибализме, Крис?
Каннибализм — это когда одни люди едят других людей. Но мистер Тейлор ждал от меня явно не этого определения.
— Не достаточно, — я пожал плечами, глядя на то, как на экране в режиме «паузы» застыло лицо одного из самых известных монстров в мире.
— И это не твоя вина. Всё дело в том, что общество не хочет об этом говорить. Хотя такой феномен, как людоедство, в истории встречается очень часто, и особенно в виде части культуры того или иного народа.
— То есть, люди не хотят признавать целые культуры только потому, что им это не нравится?
— Можно сказать и так. Как, например, мало кто из историков в учебных заведениях говорит о гомосексуализме в разных культурах, который считался тогда абсолютно естественным.
К слову. Я не умею понимать и самого себя. Но, услышав последние слова своего учителя, я ощутил нечто новое. Чему не было названия, но я уже тогда отчего-то понял — это чувство было запретным.
— Люди в большинстве своём лицемеры, Крис: они презирают те или иные вещи в истории, но аплодируют им стоя, видя их на платных каналах, в театрах или где-либо ещё — там, где эти вещи можно в итоге назвать лишь вымыслом.
Несколько раз в неделю после уроков мы встречались в кабинете мистера Тейлора и смотрели разные фильмы или его любимые сериалы: своих у меня не было, потому что я зачастую не понимаю героев, помните, да?
— Получается, если бы события «Ганнибала» происходили в реальном мире, Уилл бы просто застрелил его? Или Ганнибал съел бы его ещё при первой встрече?
— Почему ты так думаешь?
— Потому что в реальном мире они оба странные. Они фрики. Потому что в реальном мире они не особенные. И потому что в реальном мире монстров никто никогда не простит и, тем более, не полюбит.
Я не заметил, как начал раскачиваться на стуле взад-вперед. Как начал дышать часто-часто. Со мной так бывает, когда я осознаю нечто такое, что мне неприятно осознавать. Но в этот момент я был не один. Мистер Тейлор обнял меня за плечи, а не смотрел испуганным взглядом.
— Всё зависит от человека, Крис. Иногда даже в реальном мире у самого «отпетого» каннибала может быть самый настоящий кодекс чести. А у другого человека может быть огромное сердце, способное понять и простить, что угодно. Способное полюбить монстра.
Наверное, тогда я это и почувствовал. Почувствовал, как мои проблемы постепенно становятся менее весомыми, и другие люди, быть может, будут теперь не так страдать от моего «недуга». Да, в тот день я почувствовал себя особенным. Вот только тогда я ещё не знал, какая роль мне отведена в грядущем фильме ужасов: Уилла Грэма или Ганнибала Лектера.
3
— Хей, Эванс!
— Эванс, ты оглох? Клод к тебе обращается!
У меня всегда был хороший слух. Но даже если бы это было не так, я способен различать самые разные интонации, с которыми люди обращаются к друг другу. И те ноты, которые я слышал в голосе у Клода Митчелла, говорили мне лишь две вещи: опасность и потеря времени.
Я был занят взятой дополнительно лабораторной, и мне не хотелось ни первого, ни второго.
— Ты тут что, лекарство от бессмертия изобретаешь? Но, разочарую тебя, Эванс, даже проживи ты ещё пару жизней, они будут такими же унылыми, как и эта, а ты так и останешься чёртовым фриком!