— Здравствуйте, мисс Фероза, здравствуйте, мистер Фероз! — выбежал им навстречу директор Дома. — Прошу вам, все готово, мы вас ждем…
Как выяснилось, мисс Фероза преподает здесь, в школе при Доме советской культуры классический русский балетный танец.
— Я училась в балетной школе Большого в Москве, — сообщила она по-русски, произнося слова немного нараспев и почти без всякого акцента. — Сейчас у меня здесь 76 учеников, а скоро будет сто. Отец приходит, чтобы помочь мне управиться с детьми.
Вокруг нас начали собираться маленькие ученики и ученицы мисс Фероз.
— Поди-ка сюда, Маниша, — сказала она испуганной девочке лет десяти. — Вот, кто будет покорять публику.
Маниша, не поняв, закивала маленькой изящной головкой, и все засмеялись, окончательно ее смутив.
Мистер Фероз и его дочь оказались парсами. Я и раньше слышал об этой этно-религиозной группе. 1300 лет назад предки нынешних парсов бежали из Ирана в Индию, не пожелав принять ислам. Они сохранили свою древнюю религию — зороастризм, но утратили язык. Их родным языком стал гуджарати. Всего их в Индии тысяч 80, причем 70 тысяч живет в Бомбее. Количество парсов сокращается с каждым годом. Главным образом благодаря их замкнутости, отсутствию притока свежей крови, бракам между двоюродными братьями и сестрами. Парс-мужчина не имеет права перейти в другую религию, а индус, мусульманин или христианин, женившись на парске, не имеют права принять зороастризм. Говорят, 1300 лет назад, разрешив парсам поселиться в Индии, тогдашний правитель поставил перед ними одно лишь условие — не распространять в Индии свою религию. Крупнейший индийский капиталист, владелец множества металлургических, машиностроительных и автомобильных предприятий Тата — парс. Не имея прямых потомков, он передал свое дело племяннику Ратану Тата.
Несмотря на свою малочисленность, парсы оказывают серьезное экономическое и культурное влияние на жизнь Бомбея. Хоть половина их и живет на грани бедности, среди них нет нищих и обездоленных, почти нет неграмотных.
Парсы не хоронят своих покойников и не кремируют их. Мертвые тела доставляются на высокие Башни молчания, где их склевывают грифы. Оставшиеся кости падают сквозь специальные решетки и постепенно заполняют башню. Этот обряд и сами башни окружены ореолом таинственности. Если вы попытаетесь подойти к башне поближе, вам вежливо преградят путь.
Будучи столицей штата Махараштра, Бомбей, однако, не является чисто маратхским городом. В нем живет множество гуджаратцев, гоанцев, выходцев из Раджастхана, Уттар-Прадеша и других штатов. В этом смысле его можно назвать концентрированным воплощением всей Индии. Только бомбейский многонациональный сплав гораздо более прочен, чем общеиндийский. Попав в сферу притяжения этого города, человек уже не может его покинуть. Бомбей становится его отечеством и это происходит помимо его воли. Здесь перемалываются, перетираются кастовые, национальные, а часто и религиозные различия, они оказываются для людей менее существенными, чем их общая принадлежность великому городу.
К пульсу Бомбея внимательно прислушивается вся страна, ибо события в нем определяют многое во все-индийском масштабе. Бомбейские достижения и кризисы, идеи и скандалы постоянно попадают на первые полосы газет. Индийская общественность остро переживала, например, так называемое «дело Антулея». Абдул Рехман Антулей был главным министром штата Махараштра. Он в принудительном порядке востребовал определенные денежные средства с имущих, утверждая, что делает это для организации специального фонда помощи отсталым слоям населения. Одни газеты обвиняли его в том, что он просто злоупотреблял властью, чтобы добыть средства, не имеющие к отсталым слоям населения никакого отношения, другие, напротив, объявляли его борцом за справедливость. Страсти не улеглись и после того, как бомбейский Высший суд инкриминировал Антулею грубое нарушение законов и злоупотребление властью, которые недопустимы вне зависимости от предполагаемых целей, и главный министр вынужден был уйти в отставку.
— Только что я добыл новые материалы по делу Антулея, — похвалился мне Рамдас, ловкий репортер из выходящей на хинди газеты «Навбхарат тайме». — И сторонникам его, и противникам будет о чем потолковать.
Его совершенно не заботило, на чью мельницу при этом польется вода. Мы сидели с ним и двумя его коллегами из других изданий в небольшом ресторане. Один из них представлял солидную газету на гуджаратском языке «Бомбэй самачар», другой — вездесущую и могущественную «Таймс оф Индиа». Я опросил, как борются бомбейские газеты против социального зла — бандитизма и проституции, напомнив о мрачной улице, в которой в своих открытых и похожих на клетки комнатах стоят, зазывая клиентов, доведенные до отчаяния женщины.
— Это не дело газет, — отозвался гуджаратец. — Это дело полиции. Наша задача — давать читателю ту информацию, которая его интересует.
— Вот именно, — поддел его молодой гоанец со звучной фамилией Перейра. — Чистенькие новости для благостных отцов бизнеса, аппетит которых во время утреннего завтрака не должен быть испорчен. В одном вы правы — наши статьи, даже самые лучшие — сами по себе не способны искоренить зло. Взять хотя бы вопрос о «черных деньгах», то есть о деньгах, которые их владельцы утаили от налогообложения. Мы пишем о них постоянно, но это не мешает огромному росту «черных денег» в обращении. Надо ли говорить, какой вред это наносит стране…
Перейра, маленький репортер, один из сотен таких же в гигантской «Таймс оф Индиа», оказался, несмотря на свое ремесло, человеком сентиментальным.
— Я верю в бога и в Бомбей, — сказал он, когда мы вышли на набережную. — Я верю, что придет время, когда имя моего города будет ассоциироваться с такими понятиями, как добро, справедливость…
Бомбей затихал. В небе вспыхнули звезды, и лунная дорожка рассекла надвое полукруг бухты. Что принесет завтрашний день бастующим бомбейским текстильщикам, какие дали откроет перед учеными, чему научит писателей, какой урок преподаст бизнесменам? Какой станет завтра неповторимая галактика города, судьба которого так дорога моему молодому другу?
Чудо Махараштры
Махараштра — огромный штат. Из столицы штата — Бомбея я еду в его геометрический центр Аурангабад. Зеленые поля и зеленые горы резко контрастируют с только что- покинутыми каменными джунглями. Даже небо вдруг перестало тяжело нависать над нами, обрело легкую, прозрачную, искрящуюся синь. Гор и холмов становится все больше, они все круче вздымаются ввысь. На дороге почти нет людей и машин, будто и не в Индии мы вовсе. Горы неожиданно расступаются, и мы въезжаем >в Пуну, миллионный город с многоэтажными башнями банков, страховых контор, гостиниц, изящной готикой Декканского колледжа, тяжелой добротностью старинных зданий университета, индусским и мусульманским фортами. В Пуне родился Шиваджи. Отсюда он вел свои войска на север, приводя в ужас могольских властителей. Здесь, как и в Бомбее, установлен памятник этому доблестному вождю маратхов. Пуну мы проезжаем, не останавливаясь. Хотим засветло попасть в Аурангабад.
Снова нас окружают горы с розовато-желтыми обнажениями, кое-где покрытые лесом. Краски Махараштры нежны, богаты полутонами, раджастханской контрастности здесь нет. Вот наконец и Аурангабад. Тесный, пестрый, кишащий велосипедистами и рикшами, заваленный горами живописных плодов, он мало чем отличается от сотен средних индийских городов. В стороне от центра, правда, выстроились роскошные отели, их внушительные фасады оттеняет зелень садов и скверов. Когда-то Аурангабад назывался Кхидки — окно, Трудно сказать, куда именно это окно выходило. Жестокий и мрачный Аурангзеб, последний могольский император, прежде чем завоевать трон, разместил здесь свои войска и дал городу свое недоброе имя. Впоследствии город попал под власть хайдерабадского низама.