Филиппов, встревоженный до глубины души услышанным, в то же время будучи исполнительным человеком, все еще не забыв, что ему надо быть на занятии, учет посещений которых секретарь партийной организации облисполкома вел неукоснительно, по инерции взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько у него есть на объяснение времени. И это не укрылось от Мелешина, который тоже должен был быть на лекции. И потому он не удержался от весьма укоризненного замечания:
— Не о том думаешь, Владимир Алексеевич.
— Согласен, — признался Филиппов. — Сегодня для меня главное — это письмо. Понимаю, вопрос непростой и может стоить мне дорого.
— Вот именно, поэтому не будем терять времени, — предупредил строго Мелешин. — Расскажи-ка мне всю историю подробно, с самого начала. Я слушаю.
Владимир, имея и в прошлом дружеские, уважительные отношения с Мелешиным еще в бытность того председателем Лувернинского райисполкома, доверял ему во всем и теперь. Поэтому без утайки, не скрывая никаких фактов и подробностей, рассказал ему историю с изобретением и изобретателем.
— Я сделал все, что просил Воробьев. Вначале отредактировал и отпечатал всю документацию. Договорился со строительным институтом, чтобы в их лаборатории на вакуумной установке дали возможность изобретателю провести необходимые опыты. Далее подобрал хозяйство, организовал отправку туда турбореактивного двигателя, отработавшего свой моторесурс в авиации. К этому времени в известном тебе колхозе «Идея Ильича», у Чагина, началось, вернее, уже полным ходом шло строительство нового сенохранилища. Чагин, сам знаешь, человек дела, хоть и себе на уме, но тут сразу понял, что в случае удачи вознесется на еще бо́льшую высоту в масштабе не только области, но и Союза. Поэтому без всякого давления идею принял и поддержал, а сейчас преспокойно завершает строительство нового здания. Если опыты подтвердят возможность приготовления сена в вакуумной установке, он готов использовать для этой цели и турбореактивный двигатель. Для загрузки комплекса травянистой массой у него предусмотрен электротельфер. В случае неудачи им будут доставлять не травянистую массу в агрегат, а тюки сена, изготовленные обычным методом, в основное здание на хранение.
Когда все это я организовал, — продолжал Филиппов, — Воробьев, уже в который раз, настойчиво предложил мне стать соавтором. Надо сказать, что свое первое предложение об этом он сделал сразу после того, как я договорился со строительным институтом проводить у них в лаборатории опыты. А когда турбореактивный двигатель, кстати, по принципу оказания шефской помощи переправили в хозяйство Чагина, Воробьев наконец-то уговорил меня. И если честно, я согласился только потому, что понимал, как немало пришлось взять на себя в продвижении идеи изобретателя. Вот я и подумал: вдруг и в самом деле получится? И тогда шеф, можно не сомневаться, простит мне не санкционированное им отклонение от моих прямых обязанностей. К сожалению, отсутствие результата опытов тормозит всю работу по созданию комплекса, агрегата, называй его как угодно. Сейчас все дело в самом Воробьеве. Может, опыты подтвердят его идею? А он с некоторых пор не подает никаких сигналов, как в воду канул. Мне тоже было не до него. Сам знаешь, постоянно был занят различной писаниной: то с одной, то с другой «бригадой» готовил шефу выступления или доклады. Но все-таки недавно я позвонил изобретателю, его жена ответила, что муж находится в больнице. Теперь расскажу, как появилась жалоба в Москву.
Вскоре после того, как я согласился стать соавтором, Воробьев, выждав какое-то время, передал мне письмо на имя председателя с просьбой об установке телефона вне очереди. А почему бы нет? Перспективный рационализатор области, автор шести изобретений. Вот я и попробовал ему помочь. Рассказал шефу о человеке все, даже обмолвился о том, чем Воробьев занимается в настоящее время. Однако мои старания желаемого результата не принесли: Иван Васильевич находился тогда явно не в настроении и, не сделав никакой резолюции на письме, сказал мне, чтобы я передал его Лурину или Юшанину. Пусть-де они сами решают. Когда Воробьев узнал об этом, то в неудаче обвинил меня: будто это я не захотел ему помочь и его расчет на меня оказался ошибочным. И он, хлопнув дверью, убежал. Теперь мне понятно: письмо в комитет — это его рук дело. Вот, собственно, и вся история.