Глава 1
«Ты же прощаешь?
Глаза прикрываешь -
Солнце на Западе село.
Смотришь.
И эта заря в янтаре твоих глаз.
Всецело.»
Арина Кондакова
***
Восход своими ледяными лучами коснулся северной земли. Сидя на своей узкой кровати, Далила внимательно следила за движением ленивого солнца, и ждала полного рассвета для того, чтобы заступить на глупое дежурство. Лопатки сквозь нижнюю рубашку неприятно упирались в железные прутья спинки. Возможно, именно это неудобство заставляло молодую ведьму вспоминать хриплый от курения голос госпожи Монстери. Вспоминать ее истории о временах, когда Далила уже жила, но которых не помнила.
Летопись Далилы начинается двадцать лет назад при самых трагичных обстоятельствах, что только могут быть у ведьмы — во время прихода Святой Инквизиции. Госпожа Монстери, тогда только окончившая обучение и не получившая еще почётного обращения «госпожа», принимала роды в хлеву. Больше и не было места: солдаты Инквизиции бегали по улицам городка словно черная, ненасытная саранча, гремели щитами, поджигали дома.
Госпожа рассказывала, что ситуация в тот беспокойный вечер складывалась все сквернее и сквернее. Сама она не была знакома с акушерским делом, а роженица, неизвестная мать Далилы, была женщиной взрослой, но слишком маленькой; Далила же появилась на свет такой тщедушной и нездорово фиолетовой, что госпожа сразу поняла — младенец не доживет до рассвета.
Когда кричащее тельце было положено на грудь матери, та не шевелящимися пальцами подняла девочку к ослепшим в миг глазам, долго всматривалась в ее кричащее лицо. Прошептала только:
— Какая кроха…
Вскоре мать испустила дух, не покормив ребенка и не окрестив его никаким именем.
Старшая ведьма сидела со свертком на сене. В окошках, вырубленных в деревянных стенах под потолком, играл то ли закат, то ли пламя очередного костра, а Далила кричала так отчаянно, будто осознавала все свое ужасное положение в мире. Когда мужские голоса приближались к хлеву, ведьме приходилось одной рукой хватать свой рвущийся стон, а другой закрывать ещё совсем крошечный рот девочки. Скот блеял и хрюкал беспокойно. Страшно было и ведьме.
— Молчи, Далила, только молчи…
Так и окрестила госпожа Монстери новорожденную девочку Далилой.
Ужасное имя. Совершенно смешное. «Слабая, тонкая» в переводе с более старого ведьминского диалекта. Как же девушка стеснялась его, какую неловкость чувствовала! Более того, имя было совершено лживым — Далила оказалась немного выше своих сверстниц, довольно плечистой и, кажется, не такой уж слабой. Особой верой в себя ведьма преисполнялась когда госпожа Монстери, безмолвно сидящая в кресле напротив согревающего камина, клала руку на голову девочки, тихонько сидящей у ног. Через костлявые, совсем старческие пальцы будто передавалась энергия, незнакомая Далиле, но такая естественная и нужная.
Однако, сколь не были приятны воспоминания о тех прекрасных, пусть и редких, а от того более ценных моментах, девушка мыслями возвращалась в рассказы госпожи Монстери.
Двух ведьм нашли. Скрываться было невозможным и даже бесполезным. Сквозь пылающие костры Инквизиции госпожа шла записывать себя и девочку в новообразованные «Семьи». Теперь Далила видела расцвет этой искуственной системы — члены Семей зачастую не связаны кровью, но стараются заботиться друг о друге. Кому еще быть рядом, если не выжившим? Кто бы позаботился о Далиле и других членах Семьи, если бы не госпожа Монстери? И пусть вся суть нового уклада жизни противоречила традиционному быту — какая отчаянная безвыходность! — нельзя было не подчиняться порядкам чужеземцев. Госпоже Монстери, несмотря на свой еще юный возраст, пришлось стать главой новой Семьи Витте.
Позже, в окружении своей Семьи госпожа рассказывала какой ужас охватил ее, когда стояла на главной площади, где в очередном огромной костре жгли мужчин и взрослых женщин. Руки и ноги пленников заковали в тяжелые, блестящие в огненном мареве цепи, а на каменной брусчатке вычертили замысловатый узор, не позволяющий применять силу, данную природой. Немногочисленный народ бегал в суматохе и никто не смотрел на казнь; крик сливался с ревом пламени. И только госпожа Монстери стояла, не в силах отвести взгляд от пугающей картины. Кажется, в одном из обгоревших лиц она увидела брата…