Выбрать главу

— Нет, ни в коем случае! Об этом, как и о всех делах на работе должны знать только мы, хорошо? Я просто подумал, что ты должна знать. Дело тут явно не чисто. Это не простая коррупция или отчисления любовнице, тут что-то большее, а самое главная неизвестная переменная — это ведьма! Опять ведьма!

Далила ответила, насупившись:

— Не надо обвинять нас заранее. Или дело с проклятием сдвинулось? Может, ты что-то узнал? Лорд Тамлен говорил, что ты допрашивал мастера Габи.

— А, — он раздражительно мотнул рукой, — сложный пациент — у него блок. Думает, что кремень и сумеет держать всю информацию. Некромант тоже еще не приехал, а когда приедет все эти ритуалы их, загробные, — он хотел плюнуть на пол, но под строгим взглядом сдержался и просто горячо помотал головой, словно бык — все эти ритуалы время займут, если вообще помогут.

— Занимайся больше по делу, Марик. Может, тогда оно и продвинется, — и добавила печально, — Поскорее бы все закончилось… Со всех сторон с этим делом меня трясут.

— Да? Меня так Горст с каждым делом трясет почти в самом прямом смысле. В любом случае ты хороший напарник, не хочется так уж быстро расставаться. Думаю, Горсту тоже.

— Вот тебе лишь бы…! — она хотела сказать «засмущать», но не стала признаваться в том, что слова ее смутили. Действительно, с чего бы тут стесняться? — Иди уже, работай… Впрочем, спасибо, наверное, что сказал. Еще одна головная боль…

Марик лишь беззвучно рассмеялся на эти слова и кивнув, как самой настоящей леди, своенравно растворился в соленых брызгах, не успев услышать ведьминского тихого и доброго «До встречи».

Далила осталась одна. Она выдохнула, пытаясь усмирить боль от перелома. «Да когда же оно срастется!» — выкрикнула в сердцах. В сердце этот крик и остался. Рука лежала на полуразвалившимся корешке книги, сжимая его. Далила поднесла томик к глазам. «Расширенное познание Чутья». Улыбка весенней розой зацвела на сухих губах. Да, день явно закончится нескоро!

Глава 8

Утро наступало тихо. Беззвучно заползал свет в ведьмину комнату. Неслышно он ступил на широкий подоконник, дохнул теплом на подаренный библиотекарем южный цветок. Белое соцветие медленно раскрылось, оставаясь незамеченным. Далиле было не до этого. Укрытая одеялом, она сидела на кровати как в теплой берлоге. За ночь дрова в металлической, с заскорузлым черным налетом печке догорели, и теперь в комнате было холодно. Каменные стены промерзли, от них веяло холодом, словно в склепе.

Но Далила не вставала, чтоб подбросить дров. Она была слишком занята книгой. Увесистый фолиант был не печатным, буквы были четко высечены человеческими пальцами. Книга приятно оттягивала руки. Болотные глаза, теперь слишком красные и от того больные, уже четвертую ночь читали. Сейчас они замерли на развороте, на самом деле не смотря в него. Девушка задумалась. Многое она уже знала, но внезапная истина открылась ей с новой главой. Древние буквы говорили, что все частицы эфира связаны между собой насколько далеко не находились бы друг от друга. Если же возникает отдаленная волна, вызванная заклинанием или даже физическим действием, то струна колышется, возмущение передается все дальше и дальше, пока не доходит до чувствующей ведьмы. Внутренний эфир колышется, организм фиксирует это изменение, заставляет тревожиться душу. Также, вероятно, именно целость эфирной массы давала возможность при переходе на магическое зрение разглядеть ее даже очень далеко, дальше горизонта. Впрочем, острота такого зрения тоже зависит от индивидуальных способностей. Девушка догадалась, что магические датчики, так старательно разбросанные по всей Академии, ловили возмущения в неизведанном поле совсем как ведьмы. Получается, чем сильнее действие, тем больше волна, тем больше страха и тем больше звона датчика?

Впрочем, это были совсем уже дебри. Далилу волновали более насущные вопросы. Если весь эфир представляет собой тесно переплетенное сукно, то чутье должно так или иначе захватывать все волны, все действия, что происходят в мире. Должна чувствоваться тревога не только за себя, но и за любое другое существо. Почему же тогда Далила всегда переживала лишь собственную опасность? И почему именно в тот день, когда Тамлен был готов взять отравленную бумагу, она так внезапно почувствовала опасть за него как за саму себя? Девушка искала ответы в книге, она пролистала, кажется, все толстые, пожелтевшие страницы, но не нашла ответа.

Сонная, уставшая от долгого напряжения и недосыпа, она опустошенно уставилась в учебник, едва ли понимая текст. Хотелось продолжать медитировать или размышлять, но воображение не могло придумать ничего нового, осыпать даром озарения; оно лишь подкидывала воспоминания. Счастливые, грустные, злые… Перед глазами именно сейчас, а не в предсмертный час, проносились вся жизнь. Столь малые детские воспоминания, связанные, в основном, с Семьёй, юношество, проведенное в монотонной учебе, и СВНЕБ — большое, яркое воспоминание, кажется, столь далёкое, и от того страшно становится подумать насколько близкое и реальное. Далила внезапно вспоминает о свертке, который собрал для нее Тамлен. Закинутый теперь куда-то далеко, он был совсем забыт до этого момента. Адептка вся встрепенулась, сонное марево вуалью откинулось назад.