— Не смотри, это я так… балуюсь, — он вздохнул тяжело, поправился на лавке, — Я-то не умею, Горст умеет. Он меня учит. Говорит, чтоб я не боялся огня.
— А ты его боишься? — тихо, едва ли не переходя на шепот спросила девушка.
— Наверное, — он прочистил горло, — Что-то вроде. Его легче всего бояться из всех стихий, к тому же огонь — это полная противоположность воды, — помолчал секунду, вновь задумавшись. Далила не торопила эти мысли, — Я много вспоминал свое детство пока был здесь. Да, были времена… Хорошо, что мы пришли, Далила, хорошо. Ты нашла потерявшегося сородича, а я… А я готов его забыть раз и навсегда. Мой тогдашний отъезд был стремительным и неожиданным. Теперь я будто наконец смог попрощаться, пусть и столько лет прошло. Будто какая-то дверь в прошлое закрылась, понимаешь? — девушка медленно кивнула, склонила голову, — Теперь я не скучаю по своему селу. По тем улочкам, углам домов, злым гусям… Я вырос. Я не тот мальчик-оборванец.
— Конечно, не тот, — успокаивающе подтвердила Далила, — Ана оставила нам еды, поешь, если хочешь, и ложись спать. Ляжем рядом, чтоб тебе было не так одиноко и страшно, — Девушка поднимается, по привычке отряхивая и так чистое платье, — Ты, вообще, если опять будут какие-то видения, говори, мы их прогоним, — она откинула полотенца, с керамическим стуком открыла крышку горшочка, — Между прочим, есть жаркое с мясом, еще даже не совсем остыло. Украл у Аны Касьяна, надо теперь съесть то, что ему предназначалось! Давай, я возьму приборы. Так странно хозяйничать на такой большой кухне.
И пара отвергнутых обществом молодых людей действительно ест, затем ложится спать, закапываясь в объятия перины, прячась в ней от обещанных ночных заморозков.
На следующее утро Далила просыпается от того, что в руках уже вставшей Аны нечаянно загремели горшки. Она безмолвно помогает ей, работа идет споро. Почему-то ведьмы, знающие друг друга меньше дня, но сильно разговорившиеся, хорошо понимают друг друга, чувствуют, знают где что нужно подхватить. Только после дел по дому Далила умывается в рукомойнике, ледяная вода с шумом падает на землю, покрытую тонкой ледяной коркой. Выходит Ана с сумкой ведьмы, в которую собрала какие-то гостинцы. Протягивает ее в мокрые руки с тихим «вот». Далила, смотря в невыспавшиеся глаза вновь начинает уговоры:
— Поедемте к нам, в общину! Там о вас непременно позаботятся. Мы же все большая семья, и вашу маленькую тоже примут…
Ана перебивает энергичным качанием головы. Руку она кладет на выпирающий живот, будто рыжая девушка могла вырвать этого ребенка, украсть, забрать далеко-далеко на север.
— Я знаю, не говори об этом больше, иначе я и правда могу согласиться. Я приняла решение отсечь все ведьминское из моей жизни. Мои дети — люди, мой возлюбленный — человек, моя деревня — человеческая, и я буду продолжать жить среди них дальше, — вдруг выступили крупные слезы, сорвались с ярких нижних ресниц, покатились по щекам, — Поэтому иди, Далила, домой. Не возвращайся больше. Я прощаюсь с ведьмами раз и навсегда. Может, через десяток лет я и буду рада видеть тебя в гостях, но пока… Иди. Прощай.
Далила не винит женщину за грубое выпроваживание. Она понимает, что одним своим присутствием давит на старые раны, заставляет вспоминать их. Ана была ведьмой по крови, но уже давно человеком по сути. Пусть остаётся такой.
Вышел и Марик в своей легкой рубахе. Он встал прямо, пожал женскую руку и очень серьезно сказал:
— Прощайте.
Он прощался не только с ведьмой, но и с сельской жизнью, с собственным прошлым.
Снова вышли в поле. Далила нежно посмотрела ввысь, на воздушный крем облаков в утреннем свете. Она желала только одного — чтоб ей никогда не пришлось прощаться.
______________________
Не забудте поставить работе звездочку, если вы это всеще еще читаете и вам все еще нравится ♥
Глава 13
Здесь всё вперемешку:
дожди, и зонты, и цветные перчатки.
Но небо прикроет все окна голубизною —
Пусть души домов полагают, что всё там в порядке.